По долинам и по взгорьям
Шрифт:
— Не оштрафует. Ты свои сорок копеек честно заработал нынче?
— Ну, честно.
— Раз честно, иди домой. А уж ежели у него хватит совести оштрафовать — бастуйте. Из цеха не уходите, а работать не работайте. Мастера без вас как без рук. Цех встанет, Гроза напугается и отменит штраф. Понятно?
Еще бы непонятно! Понятно, как по-писаному. Мы уже собрались навострить лыжи, но Николай остановил нас:
— Только чур! Не болтайте, кто вам такую штуку присоветовал, а то меня за этот совет
Дома за ужином я рассказал об этом происшествии. Мать беспокойно покачала головой:
— Ох, допрыгаешься, забастовщик!..
Но отец одобрил:
— Решили вы правильно. Штрафовать вас Гроза деревянная навряд ли будет. Чать, еще в пятом году штрафы законом отменили. И в книгах про то написано…
Долго тянутся трудовые дни, быстро летят праздники. Вернувшись в цех, мы узнали, что Волокитин все-таки оштрафовал всю нашу компанию.
— Что делать будем? — спросил Павел.
— Как что? — удивился Сенька. — Что решили, то и будем.
— Это он не по закону! — поддержал я Шихова. — Тятя сказывал, еще в пятом году закон вышел, чтобы штрафы отменить.
— Эй, вы, забастовщики, — торопили мастера, — а ну, давай заступай на работу.
— Нет, — покрутил головой Сенька, — робить не заступим.
— Это почему же? — поинтересовался Решетников.
— Уговорите Грозу, чтобы штрафу не было, тогда заступим!
И вся наша ватага вышла из цеха и расположилась у входа, на солнышке.
Мастера стали совещаться: без помощника много не наробишь, а время-то идет!.. Кое-кто ворчал, но Решетников согласился с нами:
— Надо помочь мальцам. Зря их оштрафовали.
По дорожке, ведущей к цеху, вприпрыжку бежал Волокитин.
— Ах, зачем эта ночь… — напевал он жиденьким тенорком.
Увидев нас на припеке, оборвал пение, вытаращил глаза и зашипел:
— Эт-то что такое? Почему не на работе?
— Потому что штрафуешь зря!
— Не по закону это!
— Сыми штраф — заступим робить.
Волокитин даже рот раскрыл от неожиданности. А когда понял, что мы не шутим, затопал ногами, заорал в ярости:
— Уволю, мерзавцы! Всех уволю!
— Пошто обутки бьешь, Иван Васильич, — подошел к нему Решетников. — Все равно на их штраф новых не сошьешь. Ставь им за субботу полный день — и точка.
Гроза деревянная рассердился пуще прежнего.
— Начальнику прокатки пожалуюсь! — завизжал он и кинулся к управлению.
— Ну, робя, беда, — покрутил головой Витька, — как пристукнет нас Шпынов — мокрое место останется…
— Не каркай, — хмуро оборвал Сенька.
Шпынова боялись все. «Без причины не налетает, а налетит — держись!» — говорили о нем старые рабочие. Мы присмирели.
«А не убраться
— Так где же ваши забастовщики, Иван Васильевич?
— Вот-с, — указал на нас Волокитин.
Начальник прокатки нахмурился, посмотрел еще раз направо, налево, даже вверх взглянул и возмутился:
— Где? Говорите ясней! Не вижу!
— Вот-с, эти-с…
— Что-о-о?! — брови Шпынова взлетели на лоб. — Эти?! Шутить изволите, милостивый государь!..
— Помилуйте-с, Николай Николаич, какие шутки! Мальчишки-с, хамы-с, забастовку объявили…
Начальник прокатки запыхтел:
— Ну-с, допустим… Так кто же организатор и зачинщик этих… с позволения сказать, забастовщиков?..
— Вот-с! — Волокитин схватил за шиворот одной рукой меня, а другой Сеньку. — Они-с!
Шпынов усмехнулся, глядя на нас, и спросил несердито:
— Ну, так с чего же это вы задурили, господа зачинщики?
Сенька, немного путаясь, но в общем толково изложил всю историю. Начальник прокатки все усмехался. Эта усмешка успокоила меня, и, когда Сенька кончил, я вставил свой аргумент, казавшийся мне самым убедительным:
— Нас не по закону оштрафовали! Штрафы отменили в пятом году. И в книжках про то написано.
— О! — удивился Шпынов. — Да ты, брат, ученый?! И что ж, читал ты эти книжки?
— Читать не читал, а люди сказывали, — объяснил я.
— Так-так, учитесь, Иван Васильевич, у своих «забастовщиков», они пятый год лучше вашего помнят…
— Николай Николаич! — закричал рабочий из прокатки и, подбежав к Шпынову, что-то сказал ему на ухо.
Шпынов побагровел и заторопился в прокатку.
— Николай Николаич! — в отчаянии уцепился за него Волокитин. — А как же со штрафом-то быть? Наказать же их надо-с, для острастки-с…
Начальник прокатки круто повернулся и рявкнул прямо в лицо обомлевшему Волокитину:
— К чертовой матери! Отменить сию же минуту штраф! Тут без конца аварии с оборудованием, а вы мне рабочих мутите штрафами своими дурацкими!..
Помолчал секунду и выразительно закончил:
— Чучело!
Удивительно коротким показалось мне лето 1913 года. Вырваться в лес, на реку — в тишину, в прохладу, где, кроме птичьего гомона, ничего другого и не слыхать, — удавалось ненадолго. А потом опять завод: духота, дым, грохот и работа — до ломоты в плечах, до кровавых кругов перед глазами. Теперь особенно понятным стало давно известное слово «чертоломить», то есть работать не разгибая спины.