По дороге к любви
Шрифт:
Он ложится рядом, уткнувшись лицом мне в грудь, под самым сердцем. Моя нога отдыхает у него на пояснице. Так мы лежим какое-то время, пока дыхание наше не выравнивается и тела не успокаиваются. Но через двадцать минут все начинается снова. И так до самого утра, когда мы, вконец обессиленные, засыпаем в объятиях друг друга. Он проделывает это со мной еще и еще, причем самыми разнообразными и изощренными способами, о каких я прежде и понятия не имела.
Наутро, когда солнце уже бьет в комнату сквозь занавески, Эндрю демонстрирует передо мной,
Сейчас я могла бы умереть в этой постели в его объятиях и даже не заметила бы этого.
Эндрю прижимает меня к себе и целует в подбородок и щеки.
— Ты ведь сегодня никуда не уйдешь? — шепчу я.
— И не подумаю.
Я поворачиваюсь к нему лицом, сплетаю ноги с его ногами. Он наклоняет ко мне голову, и мы касаемся лбами.
— Но ты же куда-то собирался, — тихо говорю я.
Эндрю кивает:
— Да, собирался, потому что… — Он умолкает.
— Почему? Потому что я слишком боялась очевидного?
Я знаю, что именно поэтому. Я так думаю. Надеюсь…
Эндрю смотрит куда-то вниз. Я протягиваю руку и кончиком пальца поглаживаю ему брови, а потом переносицу. Затем наклоняюсь и нежно целую в губы.
— Эндрю… Поэтому, да?
Сердце подсказывает, что это не так.
В глазах его вспыхивает улыбка, он притягивает меня к себе, прижимает теснее и крепко целует.
— Ты вполне уверена, что хочешь этого? — спрашивает он, словно еще не до конца верит, что я вообще могу испытывать по отношению к нему желание, и мне это кажется совершенной нелепостью.
Пытаюсь угадать, о чем он сейчас думает, и, кажется, догадываюсь.
— Почему ты сомневаешься? Эндрю, я знала, что говорю: я жить без тебя не могу, это правда. Вчера вечером, когда ты пропал на весь день и тебя все не было и не было, я сидела на краю вот этой кровати и мне казалось, что я уже умерла. Я думала, ты уехал, жалела, что не взяла твой номер телефона и теперь больше никогда не найду тебя…
Пытаясь меня успокоить, он касается пальцем моих губ:
— Теперь я здесь и никуда уходить не собираюсь.
Я счастливо улыбаюсь и кладу голову ему на грудь. Он упирает подбородок мне в макушку. Слушаю, как бьется его сердце, как спокойно поднимается и опускается его грудь при дыхании, как воздух с тихим шипением выходит из его ноздрей. И понимаю, что хотела этого с той самой минуты, как заговорила с ним в тот день в автобусе.
Я нарушила все его правила. Все сразу и каждое в отдельности.
ЭНДРЮ
Глава 30
Сердце всегда одерживает победу над разумом. Сердце, хотя оно и безрассудно, хотя нередко склонно подтолкнуть к самоубийству и мучить тебя по любому поводу, всегда поступает по-своему. Разум способен понять, что для тебя лучше, но лично я больше не слушаю обольщений разума, плевать я на него хотел. Сейчас я хочу жить только сегодняшним днем и ни о чем больше не думать.
— Вставай, детка, — похлопываю я Кэмрин по попке.
Мы проснулись довольно давно, но потом она снова уснула в моих объятиях. Мне кажется, что в некотором смысле я переборщил, но ведь со вчерашнего вечера я думал только о ней и сам не знаю, спал ли я вообще эту ночь или нет.
Кэмрин протестующе мычит, поворачивается ко мне, неловко запутавшись в простыне, ее светлые волосы свалялись, но она все равно чертовски обольстительна.
— Отстань, малыш, — отзывается Кэмрин.
Когда я слышу это ласковое слово, сердце мое делает в груди какой-то невероятный кульбит и куда-то проваливается.
— Давай поспим еще немного… — бормочет она, — а лучше до вечера.
Я надеваю футболку и шорты, сажусь на кровать рядом с ней.
Наклоняюсь и прижимаюсь губами к ее лбу.
— У меня много дел, а мне хочется, чтобы ты была рядом. — Рот у меня сам собой разъезжается до ушей; воображаю, как это нелепо выглядит, но мне плевать. — И вообще, куда захочешь, туда и пойдем, что придет в голову, то и будем делать.
Я еще никогда не был так счастлив в жизни. Даже не подозревал, что такое счастье существует на свете.
О, как нежно Кэмрин улыбается мне! Синие глаза ее так и сияют утренней невинностью недавнего пробуждения. Похоже, она сейчас изучает меня, пытается разгадать, что у меня на уме, и кажется, этот процесс доставляет ей большое удовольствие.
— Боюсь, тебе придется весь день носить меня на руках.
Я тяну ее на себя и заставляю сесть на кровати.
— Нашла чем испугать… Легко! — смеюсь я. — Да я за счастье почту везде носить тебя на руках… И пусть все пялятся и даже возмущаются, мне плевать. А кстати, почему тебя нужно носить на руках?
Она целует меня в нос:
— Потому что, мне кажется, ходить я не смогу.
До меня наконец доходит, улыбка на губах линяет и теперь скорее похожа на мрачную усмешку.
Она осторожно приподнимается с кровати, перекидывает ноги через край, и я вижу на ее лице тень недомогания.
— О черт, детка, прости, ей-богу, я не хотел…
Мне действительно совестно, но я продолжаю улыбаться.
Впрочем, и она тоже.
— Не хочу льстить твоему самолюбию, — говорит она, — но таких бурных ночей любви у меня еще не было.
Закинув голову назад, я громко смеюсь:
— Что ты говоришь? Неужели?
Кэмрин тычет в меня пальцем:
— Это все ты виноват! И вообще, что ты со мной сделал? Превратил в сквернословку, извращенку и нимфоманку, которая вдобавок пару дней будет ходить очень странной походочкой. — Она энергично грозит мне пальчиком, как бы подчеркивая весь ужас приведенных ею обвинений.