По дороге к любви
Шрифт:
Эндрю Пэрриш
Перечитываю записку несколько раз, кажется, все нормально, складываю листок и сую в конверт вместе с деньгами.
Иду к лифту. Последний барьер, Кэмрин даже ничего не подозревает. Надеюсь, еще спит. Господи, хоть бы она еще спала. У меня все получится, если я не увижу ее, но если она меня увидит… Нет. Надо найти силы и совершить что задумал в любом случае.
И я это сделаю.
Выхожу из лифта на нашем этаже, иду по длинному, ярко освещенному коридору. Издалека вижу двери наших номеров, и у меня болезненно
Сжимаю зубы и прохожу мимо. Как все это безумно грустно, как смешно! Она ведь не моя девушка, а вот на тебе, меня терзает дикая ревность.
Чем скорее уберусь из Нового Орлеана, тем лучше.
Вставляю карту в щель, бесшумно проскальзываю в номер. Тут все точно так же, как и тогда, когда я ушел. Одежда разбросана возле сумок, гитара у стены, под торшером. Бесшумно двигаюсь по комнате, собираю вещи, порой шепчу «вот, блин», вспомнив, что зарядное устройство осталось в розетке, а я прошел мимо и не заметил. Вынимаю, сую в сумку вместе с одеждой. Так, теперь, кажется, все. Да, еще не забыть зубную щетку…
Выхожу из ванной и вижу в дверях Кэмрин.
КЭМРИН
Глава 29
— Эндрю? Где ты пропадал? У тебя все в порядке?
Сложив руки на груди, я гляжу на него. Дверь за моей спиной с тихим щелчком захлопывается.
Господи, как я за него беспокоилась… Ушел не попрощавшись, да еще в таком состоянии. Еще бы, умер отец, которого он очень любил.
Затаив дыхание, я стою ни жива ни мертва, гляжу, как он молча проходит мимо, к сумкам, лежащим на кровати.
Почему он на меня не смотрит?
Снова гляжу на сумки, и вдруг до меня доходит. Руки повисают, как плети. Я подхожу к нему.
— Что молчишь? — тихо спрашиваю я. — Эндрю, ты перепугал меня до смерти…
Стоя спиной ко мне, он сует в одну из сумок зубную щетку.
— Если тебе надо ехать на похороны, тем лучше. А я по еду домой. Может, мы все-таки поговорим…
Эндрю резко поворачивается:
— При чем здесь похороны… И отец здесь ни при чем.
Сердце больно сжимается, хотя я не совсем понимаю, что он хочет этим сказать.
— Тогда в чем дело?
Он снова отворачивается, роется в сумке, но я вижу, что это только так, для виду. Вижу и конверт, торчащий у него из заднего кармана. На нем что-то написано, но мне видны только три буквы: «…рин». Догадываюсь, что это вторая половина моего имени.
Протягиваю руку и вытаскиваю конверт.
Эндрю снова поворачивается ко мне, и лицо его вытягивается.
— Кэмрин… — Он печально вздыхает и смотрит в пол.
— Что это? — спрашиваю я, глядя на конверт, на котором написано мое имя.
Открываю.
Эндрю все молчит. Стоит и ждет, когда я прочитаю записку, потому что знает, что я в любом случае это сделаю.
Да он и сам хочет этого.
Вижу в конверте и деньги, но не притрагиваюсь к ним и кладу конверт на кровать. Меня сейчас интересует только записка, у меня недоброе предчувствие, сердце ноет еще до того, как я вижу первые строки. Поднимаю глаза на него, потом снова пялюсь на записку, и так несколько раз, пока наконец не разворачиваю.
Руки трясутся.
Почему у меня трясутся руки?
Читаю, и горячий комок подкатывает к горлу. Глаза пылают от гнева, боли и слез.
— Детка, ты же понимаешь, наше путешествие когда-то должно было закончиться.
— Не называй меня больше деткой, — чуть не кричу я, сжимая пальцами клочок бумаги. — Если ты уезжаешь вот так, тайком, то не имеешь права так меня называть.
— Согласен.
Гляжу на него горящими глазами, грудь раздирает боль, в душе смятение, в голове теснятся вопросы, много вопросов. Почему это так на меня действует, почему мне так больно? Я вдруг словно обезумела, но Эндрю ведь прав: когда-нибудь это должно было закончиться… Почему же я сейчас готова выть от горя?
Из глаз моих текут слезы. Не могу удержать их, но будь я проклята, если позволю себе разреветься, как девчонка. Гляжу на него с застывшим лицом, пытаясь побороть боль и ярость. Кулаки сжаты, и в одном из них скомканный листок бумаги.
— Если бы ты вот так уехал из-за отца, из-за того, что тебе нужно побыть одному, а вместо шифра на билет оставил бы номер своего телефона, я бы тебя поняла. — Я протягиваю к нему руку со смятой запиской. — Но уезжать тайком, как трус, делая вид, что между нами ничего не было… Это больно, Эндрю. Ты не представляешь, как это больно.
Челюсть его начинает подрагивать.
— Черт возьми, с чего ты взяла, что я делаю вид, будто ничего не произошло?! — кричит он; похоже, мои слова его больно задели. Он отпускает ручку сумки и направляется ко мне. — Кэмрин, я никогда не смогу забыть ничего из того, что было между нами! Поэтому и старался не встретиться с тобой, просто не мог… — Он резко рубит воздух рукой.
С опаской делаю шаг назад. Что делать? Что делать? Сердце болит, невыносимо болит. И еще меня злит, что я никак не могу остановить слезы. Снова гляжу на записку в руке, потом на него, иду к кровати и, обойдя его вокруг, бросаю записку рядом с конвертом, где лежат деньги.
— Ну что ж, прекрасно. Давай уезжай, я тебя не держу. Но дорогу домой оплачу сама.
Вытираю глаза и иду к двери.
— Все еще боишься, — слышу я за спиной его голос.
— Да пошел ты! — Я рывком открываю дверь, швыряю на пол второй ключ от его номера и возвращаюсь к себе.
Меряю шагами номер, хожу из угла в угол, не могу остановиться. Хочется биться головой о стену, изорвать что-нибудь в клочья, но я заканчиваю тем, что реву взахлеб, как ребенок.
Эндрю врывается, как ураган, распахнутая дверь с треском бьется о стену. Хватает меня за плечи, больно вцепившись пальцами.