По дороге к любви
Шрифт:
Слушая третий куплет, хочу расплакаться, но не могу. Эти слова словно дремали у меня в груди, но, пробудившись, начинают изводить меня сладкой мукой.
«Смейся, я чуть не умер…»
Эндрю поет так страстно, что я сама уже почти умираю, сердце отчаянно колотится в грудную клетку. Потом песню снова подхватывает вся группа, мелодия постепенно затихает, звучат одни только ударные — низкие, тяжелые вздохи большого барабана, которые, кажется, доносятся откуда-то из подполья и проникают в меня сквозь подошвы. Слушатели притопывают в такт ему и подхватывают повтор
Раздаются громкие крики, пронзительный свист с разных сторон, кто кричит «Браво!», кто восхищенное «Вот это да, зараза!». По спине моей снова бежит холодок и охватывает все мое тело.
«Смейся, я чуть не умер…»
До конца своей жизни не забуду этой песни.
«Неужели это не сон? Неужели этот человек существует на самом деле?»
Каждую минуту я жду, что заклятие спадет, сон развеется и я очнусь на заднем сиденье в машине Деймона, увижу склонившуюся надо мной Натали, которая станет трещать мне что-то про Блейка, про то, что в «Подземке» он подсыпал мне в коктейль какой-то наркотик.
Эндрю ставит гитару, прислонив ее к табурету, идет к Эдди, пожимает ему руку, потом подходит к барабанщику и басисту. И только потом направляется ко мне, с ним идет и Эдди, но на полпути останавливается, подмигивает мне и возвращается обратно на сцену. Эдди мне очень нравится. Чувствуется, что человек он добрый, искренний и душевный.
По дороге к столику Эндрю то и дело останавливают, пожимают ему руку, наверное, говорят, как им понравилось его выступление. Он благодарит и хотя и медленно, но уверенно продвигается ко мне.
Я вижу, какими глазами смотрят на него женщины в баре, в их взглядах горит нечто большее, чем просто признательность за выступление.
— Так вот ты у нас какой! — говорю я полушутливо, как бы заигрывая с ним.
Эндрю, кажется, слегка краснеет, придвигает пустой стул к столику, садится напротив меня.
— Ты меня просто потряс, слышишь, Эндрю? Я и не подозревала…
— Спасибо, детка.
Ишь ты, скромник какой! Я еще по глупости жду, что сейчас он начнет в своей обычной манере шутить, назовет меня своей фанаткой, станет умолять пойти с ним куда-нибудь в темный уголок или еще что-нибудь в этом роде. Но он, похоже, вообще не хочет говорить ни про свой талант, ни про успех, точно стыдится чего-то. Не любит, когда его хвалят, что ли?
— Я серьезно, — говорю я. — Господи, почему я так не умею!
Реакция на мое восклицание последовала сразу, правда довольно вялая.
— Что тут такого, и ты бы смогла…
Я энергично мотаю головой:
— Нет, нет, нет!.. — Не даю ему рта раскрыть, иначе снова затянет ту же волынку. — Петь-то я умею, правда так себе. Не полный отстой, конечно, но все-таки… А вот выступать на сцене кишка тонка, это я точно знаю.
— Откуда?
Подходит Карла, ставит перед ним пиво, дарит мне улыбочку, возвращается за стойку.
— Страх перед публикой? — продолжает
Прикладывается к бутылке и закидывает голову назад.
— Эндрю, когда я горланила в машине вместе со стереосистемой, — говорю я, откидываясь на спинку стула, — у меня даже мысли не возникало, что я могу петь перед публикой. Какой уж там страх…
Эндрю пожимает плечами и делает еще глоток, потом ставит бутылку на стол.
— Ну, прежде всего, к твоему сведению, я лично считаю, что голос у тебя вполне сносный. Я ведь слышал, как ты пела.
Закатываю глаза к потолку и складываю руки на груди:
— Спасибо, конечно, но ты же понимаешь, что легко подстроиться, когда кому-нибудь подпеваешь. А запою я одна, да еще без сопровождения, у тебя уши завянут. — Наклоняюсь к нему поближе. — А кстати, с чего это мы вдруг заговорили обо мне? — Я игриво прищуриваю один глаз. — О тебе мы сейчас должны говорить, только о тебе. Признавайся, где так научился петь?
— Просто слушал много, наверное. Только, как Джаггер, это все равно никто не споет.
— Ты меня извини, но я не согласна. А что, ты так прямо обожаешь Джаггера? — полушутя задаю я вопрос, и он тепло улыбается в ответ:
— Ну, он, конечно, тоже на меня повлиял, но тот, кого я по-настоящему обожаю, чуть постарше будет.
В его глазах светится какая-то необъяснимая тайна.
— Кто же это? — спрашиваю я, теряясь в догадках.
И вдруг, ни с того ни с сего, Эндрю наклоняется ко мне, обнимает за талию, приподнимает и усаживает к себе на колени, лицом к лицу. Я слегка шокирована, но не протестую, не пытаюсь вырваться. Он очень серьезно смотрит мне в глаза:
— Послушай, Кэмрин…
Я улыбаюсь, а сама удивленно думаю, с чего это он вдруг, что он такое задумал.
— Что? — Слегка наклоняю голову в сторону, руки гладу ему на грудь.
Он не отвечает, только по лицу вдруг пробегает тень.
— Ну, что, говори же!
Любопытство мое разгорается еще сильнее.
Эндрю крепче сжимает мою талию, наклоняется и проводит губами по моим губам. Я медленно закрываю глаза. Это нежное прикосновение вызывает во мне дрожь. Мне хочется поцеловать его, но я не знаю, стоит ли сейчас это делать.
Он отрывает губы, и я снова открываю глаза:
— В чем дело, Эндрю?
Он улыбается, и на душе опять становится тепло и покойно.
— Да так, ни в чем, — отвечает он, ласково похлопывая меня ладонями по бедрам, и я вдруг снова вижу перед собой прежнего Эндрю, веселого, игривого, готового шутить по всякому поводу. — Просто хотел, чтобы ты посидела у меня на коленях. — И озорно усмехается.
Я начинаю ерзать, пытаясь сползти с него, хотя и не очень настойчиво, а он снова обнимает меня за талию и не пускает. И за весь вечер он позволяет мне сойти с его коленей, только когда мне надо в туалет, но и туда провожает до самой двери и стоит там, ждет, пока я не выйду. Мы сидим в этом баре еще долго, слушаем, как Эдди с ребятами исполняют блюзы, музыку в стиле блюз-рок и даже несколько старых джазовых песенок. Уходим мы только после одиннадцати.