По дороге к любви
Шрифт:
Голова трещит еще сильней, просто раскалывается. А я думала, что сильней не бывает.
Слышу, как он тихо смеется, открываю глаза пошире, чтобы заглянуть ему в лицо.
— А я и так, детка, все наврал. — Он кладет мне на лоб влажную тряпку. — Вообще-то, ты держалась неплохо, даже на обратном пути в гостиницу.
Вижу, что он оглядывает меня с головы до ног.
— Ты прости, пришлось тебя раздеть… Лично мне, конечно, эта процедура очень понравилась, но душу омрачало чувство, что я исполняю долг. Увы, это было необходимо.
Он
Потом закрываю глаза и еще часика два сплю, пока меня не будит стук в дверь. Это горничная.
Интересно, успел ли Эндрю вскочить с кровати.
— Да, заходите, я сейчас унесу ее к себе, моя комната рядом, и вы сможете спокойно убраться.
В комнату входит немолодая женщина в форме горничной, волосы рыжие, крашеные, но, похоже, давно и небрежно. Эндрю подходит к моей кровати:
— Давай-ка, детка. — Он берет меня на руки, вместе с простыней, все еще закрывающей меня ниже пояса. — Пусть эта дама сделает уборку.
Наверное, я могла бы и сама дойти, но возражать не собираюсь. Мне даже нравится лежать у него на руках.
Он проходит мимо телевизора. Я вижу на нем свою сумочку и протягиваю руку, но он успевает раньше, подхватывает и несет вместе со мной. Я обнимаю его за шею и кладу голову ему на грудь.
В дверях он останавливается и оборачивается к горничной:
— Простите нас, там возле кровати напачкано. — Состроив гримасу, он кивает в ту сторону. — Но мы вам за это заплатим, не беспокойтесь.
Закрывает дверь и несет меня в свой номер.
Уложив меня на кровать, прежде всего он плотно занавешивает шторы.
— Надеюсь, к вечеру тебе станет лучше, — говорит, расхаживая по комнате, словно что-то ищет.
— А что будет вечером?
— Как что? Пойдем еще в какой-нибудь бар.
Наконец Эндрю находит свой плеер где-то в районе кресла возле окна, кладет его на телевизионный столик рядом с сумкой.
Я издаю протестующий стон:
— Боже, только не это. Сегодня никаких баров. Да и вообще… в жизни больше не буду пить.
Вижу, как в другом конце комнаты вспыхивает его улыбка.
— Все так говорят, — авторитетно заявляет он. — Да я и не позволю тебе пить, даже если сама вдруг потребуешь. Нужно как минимум сутки, чтобы оклематься, иначе тебе придется вступать в одну веселенькую организацию. «Анонимные алкоголики». Слыхала, небось?
— Ладно, надеюсь, к вечеру смогу хотя бы встать и что-нибудь поделать, не валяться в постели… но сейчас… в общем, хреново.
— Ну, во-первых, тебе обязательно надо поесть. Понимаю, от одной этой мысли тебя тошнит, но, если ты не съешь что-нибудь, уверяю, тебе будет хреново весь день.
— Вот тут ты прав. — Я чувствую, как к горлу подкатывает тошнота. — Только подумаю о еде, сразу блевать хочется.
— Пара тостов и яйца — вот что тебе нужно. — Он снова подходит ко мне. — В общем, что-нибудь легкое… Ты же взрослая девочка и понимаешь, что надо просто себя заставить.
— Да, заставить, легко сказать, — безучастно отзываюсь я.
Ах, как было бы здорово — щелкнуть пальцами и сразу почувствовать себя лучше.
Глава 26
К концу дня я все-таки чувствую себя лучше. Не на сто процентов, конечно, но вполне сносно, чтобы разъезжать с Эндрю по Новому Орлеану на трамвае по тем местам, которые мы не успели посмотреть вчера. Мне удалось-таки проглотить яйцо и два кусочка поджаренного хлеба, а потом мы сели в трамвай, по набережной реки доехали до «Одюбон аквариум», вошли в узкий тоннель длиной футов тридцать, где вокруг нас за стеклом плавали рыбы. Потом мы кормили с рук длиннохвостых попугаев и пробирались сквозь джунгли. А еще кормили электрических скатов и фотографировались на телефоны, снимки получались довольно глупые: приходилось держать телефон перед собой на вытянутой руке. Позже я внимательней рассмотрела эти фотки: плотно прижавшись щеками друг к другу и выпучив глаза, мы улыбались в камеру, как делает всякая парочка, которая веселится вовсю и наслаждается жизнью.
Всякая парочка… Но мы-то, какая мы, к черту, парочка?! Нужно постоянно напоминать себе об этом.
Да, действительность — сволочная штука.
Но с другой стороны, не знать, чего ты сама хочешь, штука еще более сволочная. Впрочем, если честно, я-то знаю, чего хочу. И рада бы сомневаться в этом, но не могу, и мне все еще страшно. Я боюсь Эндрю, боюсь страданий, которые он может мне причинить, если, конечно, вообще буду страдать, потому что у меня такое чувство, что я просто не вынесу этих страданий. Если уже сейчас, когда он еще не сделал ничего такого, чтобы заставить меня мучиться, мне так тошно, то что же будет потом?
Да-а, по всему похоже, я по колено в дерьме.
На Новый Орлеан снова спускается ночь, наступает время веселья и развлечений, люди покидают свои жилища, и Эндрю везет меня на пароме через Миссисипи в одно местечко под названием «Олд пойнт бар». Я рада, что снова надела черные босоножки вместо туфель на шпильке. На этом настоял, в общем-то, Эндрю: мол, много придется ходить пешком.
— Я не уезжаю из Нового Орлеана, пока не зайду в это местечко, — объясняет он, вышагивая рядом и держа меня за руку.
— Значит, ты здесь завсегдатай?
— Можно и так сказать, каждый год один или два раза бываю здесь обязательно. Несколько раз даже играл здесь.
— На гитаре? — Я гляжу на него с любопытством.
Навстречу идет группа из четырех человек, и я подвигаюсь к Эндрю поближе, чтобы дать им пройти. Он отпускает мою руку и обнимает за талию.
— На гитаре я играю с шести лет, — улыбаясь, говорит он. — Поначалу, конечно, плохо получалось, до десяти ничего интересного… Все так начинают.