По дороге в рай
Шрифт:
— Вот и все... – шептала она, –... вот и все...
А внутри была пустота. И эта пустота плакала и кричала, кричала и плакала...
Раздался звонок. Мисс открыла дверь. На пороге стоял Карл, и она впервые взглянула на него без дрожи, посторонилась:
— Проходи.
— Я говорил с ним, я пытался объяснить ему, – с порога начал Карл.
— Не надо, – остановила его Мисс. – Ничего не надо. Проходи, будем пить чай.
— Что у тебя с рукой? – встревожился Карл, заметив бинт.
— Ты, – серьезно ответила Мисс, разливая чай по стаканам.
Карл
— Это все ты, – повторила Мисс. – Я завтра уезжаю. Нам слишком много нужно было сказать друг другу с самого начала. А теперь... Пусть ничего никогда сказано не будет. Забудь. Если сможешь, – сказала и пожалела: а если нет?.. – Нельзя терять глаза, так можно совсем ослепнуть, – повторила она слова карлика. – Я буду вспоминать тебя. А на улице снег, – повернулась она к окну.
— Зима почти, – кивнул Карл.
Они пили чай и разговаривали ни о чем, и это был один из самых спокойных вечеров, потому что все было сказано и ничего сказано не было.
Утро вставало рваное и седое, ветер нес откуда-то клочья бумаги, окунал их в лужи, катил по грязи, облака тянулись дырявым полотнищем по всему небу, штопающему прорехи свинцовыми лоскутьями, голые ветви торчали, как штыки винтовок, нагибаясь разом, как на строевом учении, по команде, на плечо! на-пра-во! ко-ли!
Мисс шла по пустынным улицам, таща картину и рюкзак, ежилась от пронизывающего ветра, убирала брошенные в лицо волосы, упрямо перешагивала через лужи и обходила грязь. Город провожал ее темными зрачками спящих окон, уныло-угрожающими лицами кирпичных домов, зевающими дырами подъездов, настороженно наблюдая, словно желая до конца убедиться, что она действительно уходит и вот-вот уберется совсем.
На самой окраине Мисс увидела скорчившуюся в подворотне фигуру карлика, забывшегося в тяжелом, но чутком сне. Она осторожно подошла поближе и протянула руку, чтобы тронуть его за плечо, но карлик моментально открыл глаза, и настороженность с его лица исчезла, уступив место радостной улыбке:
— С добрым утром! Вы сегодня рано поднялись, моя кровавая мисс! Я еще не собрал ничего с улиц нашего города, и мне нечего подарить вам на память, какая жалость, какая жалость, моя кровавая мисс... – запричитал он.
— Ничего, – утешила его Мисс. – Зато у меня есть кое-что для тебя.
— Ты принесла мне подарок?! – оживился карлик, напрочь забыв свою изысканную вежливость. – Давай, ну давай же!
Он подставил маленькие ручки, сложенные в чашу, и Мисс, развернув бумагу, высыпала в его ладони горсть разноцветного бисера – свои разрезанные фенечки. Карлик от восторга как-то взвыл и подпрыгнул на месте:
— Вот это подарок! Я никогда не видел ничего чудеснее! Ты просто прелесть, моя кровавая мисс!!! Ты... Ты....
Он не находил слов от восхищения и закружился на месте, что-то бессвязно бормоча. Мисс улавливала только отдельные слова: ладно, ладно, разрешим... такой
— Ну, прощай, – сказала Мисс. – Я пошла.
Карлик остановился, отдышался и важно произнес:
— Прощайте, моя кровавая мисс, еще раз спасибо за подарок!
Он нелепо поклонился, Мисс кивнула и зашагала по улице к выходу из города. Небо не успело залатать все прорехи, возможно, просто не хватило лоскутьев, и на город серой стеной обрушился дождь, прибивая к земле игрушки ветра – обрывки бумаг, увеличивая лужи и разжижая грязь, смывая следы Мисс с асфальта дорог и тротуаров.
Мисс забралась на рельсы и оглянулась назад. Город был скрыт от нее плотной пеленой дождя, словно не хотел почувствовать на себе ее взгляд хотя бы еще раз. Мисс вздохнула и зашагала по шпалам. Она шла долго мокрая куртка прилипла к телу и холодный ветер отнюдь не способствовал высыханию, но Мисс упрямо передвигала ноги, зная, что стоит остановиться, и она уже не уйдет никогда. Она уже очень устала и чуть не падала когда сзади раздалось такое родное и близкое гуденье, кряхтенье, сопенье и звяканье, так давно не слышанное, почти забытое ею что Мисс обернулась и заплакала. Она стояла и плакала, глядя на приближающийся поезд.
Состав остановился прямо перед ней, и Мисс забралась в первый вагон, выслушав проповедь проводницы об отсутствии мест и сумасшедших на шпалах, залезла на верхнюю полку и долго лежала с открытыми глазами, привыкая вновь к перестуку колес и запаху угля, потом незаметно для себя уснула.
Когда поезд остановился на старой, заброшенной, Богом забытой станции, Мисс осторожно ступила на землю, подождала пока не скроется за поворотом последний вагон, потом медленно пошла к полуразвалившемуся зданию вокзальчика. Она твердила про себя как заклинание, как молитву: "Я дошла, я выжила, я дошла..."
Скрипучая дверь впустила ее внутрь, с жесткой скамьи навстречу уже вставал человек, упали на треснувший пол рюкзачок и картина, посреди пустого, полуразвалившегося вокзальчика с выбитыми стеклами стояли, прижавшись друг к другу, двое людей.
— Я люблю тебя, – сказала Рита, поднимая заплаканные сияющие глаза.
— Я знаю, – улыбнулся Ян и коснулся губами ее виска. – Пойдем домой.
– Вот и все, – сказала она, глядя, как потрескивают в печке поленья. – Снова осень.
Она оглядела маленький уютный дом в две комнаты и крошечную кухню и улыбнулась.
– Наш дом.
Тот, кто был Яном, поставил на журнальный столик бутылку вина, разлил его по фужерам и протянул ей один.
– За лето.
– За лето, – согласилась она, звякнуло стекло, мирно тикали на стене часы рядом с картиной Дана, а в печке танцевал огонь. – За лето...