По древним тропам
Шрифт:
В доме остались почетные аксакалы. У них не было друг от друга секретов, и от веселой шутки они могли перейти к серьезной беседе.
— Эта новая власть, говорят, запретит теперь такие свадьбы, и правоверные будут жениться без венчания. Огради нас, аллах, от неслыханного кощунства!
— Что свадьба! Теперь и есть в своем доме запретят. Все будет общее.
— А как же насчет мечети? Что с ней-то будет?
— Разве вам, Шавкат-ахун, не известно, что уже теперь вместо пятикратного намаза в мечети мы с вами совершаем один? А что будет дальше, знает только аллах!
— Надобно бояться гнева аллаха! — воскликнул имам Ильяс. —
Кто-то уважительно поддержал имама Ильяса:
— Я думаю, особенно важно теперь оградить молодежь от пагубного влияния новых порядков.
— Вот именно! Вы совершенно правы.
В женской комнате совершался обряд показывания приданого и подарков невесте. Каждая женщина по-своему оценивала подарки жениха. Одни подарки расхваливали, говорили, что перед ними не устоит и дочь шаха. Жены торговых конкурентов Зордунбая состязались в насмешках. Они узнавали некоторые из подарков. «Какой стыд, — шептали они. — Это же платье Хадичи-ханум. Значит, они выпросили его только на время свадьбы. А вот этот камзол тоже ее!» Они из кожи лезли, чтобы осрамить Зордунбая.
Наконец эта свадебная церемония была окончена.
— Возьмите, пожалуйста, свой дутар, тетя Сепиям. Сыграйте нам что-нибудь, — попросила женщина с выражением скуки на лице.
Сепиям взяла дутар и спросила:
— Спеть вам или будете танцевать?
— Спойте, пожалуйста, новую песню!
— Подите прочь с вашей новой песней! Идите на улицу и пойте ваши новые песни своим активистам! — одернула ее одна из айим [13] , которая, окутав голову белым платком, сидела как мумия.
13
Айим — почтенная женщина, жена духовного лица.
— Уважаемая тетушка, вы шестьдесят лет смотрели на белый свет только через тунглюк. Вам мало этого? Хоть теперь повеселитесь, — сказала Сепиям, видя, что молодая женщина растерялась.
Другая пожилая женщина решила поддержать айим:
— Еще посмотрим, что принесут вам новые песни. Даст вам бог кетмень вместо дутара и отруби вместо хлеба!
— «Проклинала собака своих блох!» Играйте, Сепиям, не слушайте их! — послышался дерзкий голос молодой женщины.
В комнате поднялся шум. Однако, когда Сепиям заиграла на дутаре, все стихли. Она запела веселую песню. Соседка Сепиям, молодая женщина, встала и, прежде чем пойти танцевать, поклонилась всем сидящим. Пожилые женщины с отвращением отвернулись и стали громко переговариваться между собой. Потом они поднялись, рассовывая по карманам сушеные абрикосы, изюм и другие сладости, которые успели прихватить, когда собирали дастархан [14] . Поблагодарив хозяев, поспешили оставить
14
Дастархан — скатерть, накрытый стол.
Послышался голос Зордунбая, провожавшего аксакалов.
— Как говорится, по одежке протягивай ножки, дорогие гости. Не осудите нас, если что было не так.
— И на том большое спасибо вам, Зордунбай. Исполни бог все ваши желания. Дай бог счастливой жизни вашим детям и много внучат вам! Аминь-аллаху-акбар!
В одной из комнат веселилась молодежь — в основном сыновья торговцев, мулл, имамов и муэдзинов. Был здесь и жених — Шакир. Он держал кувшин с джуном, молча пил и слушал песни. Но скоро ему наскучило все.
Ничто не развлекало Шакира. И джун не избавлял от тяжкой думы о Марпуе и об этой несчастной девушке, его невесте. Шакиру казалось, что гости собрались для того, чтобы насильно завязать ему глаза, поставить на краю пропасти и смотреть, что будет дальше. Он знал крутой и жесткий нрав отца, но не предполагал, что так ошеломляюще быстро свершится все задуманное Зордунбаем.
— Друзья! — воскликнул он. — Если есть среди вас святоша, который не пьет, он может убираться, пока цел! Я виноват сегодня. Из-за меня двое безвинных плачут кровью. Я хочу джуном залить свое горе. — Он снова налил себе и своим друзьям — музыкантам.
Один из джигитов сказал:
— Друг, ты сегодня — настоящий султан Джамджима! Знаете, что говорил этот щедрый султан? Он говорил: «Есть у меня пять тысяч беркутов и десять тысяч соколов». Не знаете, так слушайте. Его соколы так обучены, что пригоняли гусей стаями и сбивали их под такт музыке там, где веселился султан во время прогулки. В одну из таких прогулок он остановил своего знаменитого музыканта Абдугаита и сказал: «Абдугаит! Скоро будет конец света, и тогда соединятся все страдающие в любви. Будет свадьба Вамука и Хузры, Лейли и Меджнуна, Фархада и Ширин, Гериба и Санам, Тахира и Зухры. Вот тогда я крикну: «Абдугаит!» Ты мне ответь: «Слушаю!» — «Играй», — скажу я. Тогда ты играй вот эту мелодию!» Вот как он сказал!
— И для меня сегодня уже настал конец света, друзья! — воскликнул Шакир. — Поэтому пейте, веселитесь! — Он еще налил себе джуна и разом выпил.
Зордунбай вошел в комнату джигитов. Шакир дремал, обхватив руками кувшин с джуном. Зордунбай с отвращением посмотрел на него и с напускной вежливостью обратился к сидящим:
— Спасибо вам, дети мои! Говорят, кто сумел, тот устроил пир горой, а кто не сумел, положил на стол головку луку. Не осудите своего друга Шакира, если он вас не так принял.
— Спасибо, Зордунбай-ака! Не беспокойтесь, мы погуляли на славу, — заговорили в один голос и стали подниматься джигиты.
Услышав голос отца, Шакир открыл глаза. Он хотел проводить гостей, но Зордунбай строго осадил его взглядом.
Свадьба кончилась, хотя и не все обычаи были соблюдены, — не был совершен обряд венчания. Виною тому был жених. Ни один мулла не станет венчать пьяного жениха.
Никто не подозревал, что Шакир напился умышленно.
Зордунбаю оставалось утешать себя тем, что, как ни противился Шакир в последние дни, как ни пытался дерзить, но из сыновнего повиновения не вышел и подчинился воле отца.