По древним тропам
Шрифт:
— Завтра поеду в город, — сказал Масим-ака, ворочаясь в постели. Уже было далеко за полночь, но он не сомкнул глаз. — Поеду в город и привезу Захиду, хотя бы дней на пять-шесть.
— Я тоже соскучилась по Захиде, да и она, наверно, истосковалась. Вот уже целый год, как мы не виделись с ней, — сказала Зорахан.
— Нурхан-ача стала невыносимо злой… Прошлый раз даже толком не поговорила со мной!
— Вообще-то она глупая женщина и не от нее все зависит. Всем правит в их семье проклятый Зордунбай.
Для Шакира и Захиды единственным утешением
Позабыв о чести и совести, Нурхан-ача чувствовала себя полной хозяйкой в доме Зордунбая. Шакир видел это, но не знал, что делать. Он много думал о том, как бы вызволить свою забитую мать и Захиду из этого ада. В последнее время он оставил своих дружков, потерял интерес к азартной игре, покупал новые журналы, газеты, книги и приносил их Марпуе и Захиде. Иногда он оставался ночевать у Марпуи, но чаще, жалея мать, старался засветло приходить домой.
— Захида, вы спите? — спросил как-то Шакир, сидя в углу комнаты и тихонько наигрывая на тамбуре. Время было позднее, за полночь.
— Нет.
— Я хочу отвезти вас к дяде. Если отец будет упорствовать, то я с Марпуой уеду из этого города. А может быть, нам всем вместе поехать в деревню к Масиму-аке? — Шакир закурил и, глубоко затянувшись, продолжал: — Марпуа не похожа на вас. Может быть, похожа, но чуть-чуть. Она круглая сирота. Некоторые поносят ее, но напрасно. Бог даст, сами узнаете, увидите, какая она… Нам всем надо любой ценой вырваться из этого ада.
— А как же тетя Гулямхан? — взволнованно спросила Захида.
Шакир вздохнул, снова зажег потухшую папиросу.
— Вот поэтому я не могу сейчас осуществить свой план. Мать подозревает о нашей с вами тайне. Она бы уехала с нами, только не может никак вырваться из лап моего отца-дракона.
— Я тоже не могу ее бросить здесь. Вы целыми днями не бываете дома. Она больная, мне ее жалко. Ее нельзя оставлять одну.
В комнате воцарилось молчание. Шакир снова взял тамбур и, словно отгоняя свои тяжелые думы, твердо ударил по струнам. Слушая мелодичные звуки, Захида долго не могла уснуть.
На другой день Шакир не пришел домой ночевать.
Поздно ночью Гулямхан зашла к Захиде и увидела, что девушка сидит у светильника и плачет.
— Ну что теперь делать, дочка, — сказала,
Захида посмотрела на свекровь большими, полными слез глазами и едва заметно грустно улыбнулась. Девушка вытащила припрятанную под кошмой книгу и достала из нее фотокарточку своей матери. Гулямхан испугалась, но пересилила себя и стала с любопытством рассматривать фотокарточку. Старуха всего два или три раза за всю жизнь видела фотокарточки.
— Это моя мама, — шепотом сказала Захида. — А карточку принес мне Шакир-ака. Только не надо говорить об этом свекру.
— О боже! — проговорила старуха. — Как хорошо сделала твоя мать, что оставила на память свое изображение, хотя и грешно так делать. — Гулямхан помолчала. — А я-то думала, что ты плачешь оттого, что нет Шакира.
— Нет, тетя. Я не беспокоюсь за Шакира-аку, я знаю, куда он ходит. И вы тоже не беспокойтесь.
— Что, что ты говоришь, дочка? — оторвав взгляд от карточки, растерянно проговорила Гулямхан.
— Шакир-ака ходит к одной женщине. Он, наверно, очень любит ее, — проговорила Захида и, спохватившись, осознав, что говорит лишнее, сама испугалась.
Гулямхан не на шутку разволновалась. Она вспомнила слова Зордунбая. На прошлой неделе он проворчал как-то: «Ты слышишь, твой шалопай, оказывается, все еще ходит к своей шлюхе. И даже не собирается бросать ее. Всех вас я выкину на улицу, дармоеды. Хватит, пора знать меру!».
Сдерживая волнение, старуха спросила Захиду:
— Захида, доченька, вот уже больше года, как ты пришла в наш дом. Хорошая я или плохая, но я мать и тебе, и Шакиру. Я подозреваю, что у вас с ним есть какая-то тайна. Почему вы скрываете от меня? Я потеряла покой. Ты называешь меня «тетей», а Шакира — «братом». Расскажи мне все, доченька!
Захида положила свою голову на плечо Гулямхан, поцеловала ее руки и рассказала ей о своей сокровенной тайне, об отношениях с Шакиром, о том, что с первой брачной ночи они друг для друга брат и сестра. Не скрывала Захида и того, что хочет уехать в деревню к дяде и что женщина, у которой бывает Шакир, тоже поедет с ними. Только ничего не сказала Захида о своей первой любви, о Садыке. Не потому, что не хотела признаваться, а потому, что едва она пыталась заговорить о нем, как сердце невольно сжималось и язык словно отнимался.
— Ой, боже, как я не догадывалась! — воскликнула Гулямхан. — Будь счастлива, дочь… Будьте счастливы вы, мои детки. А моя жизнь прошла в этом доме. Если бог изволит еще немного потерпеть, то здесь я и умру. Вы должны быть свободны, счастливы. Как я этого хочу!.. Только одного боюсь — проклятия Зордунбая! Проклятие отца для сына страшнее всего. Шакирджан никому ничего плохого не сделал. Сердце у него доброе, но оно полно горя. Пусть он женится на своей любимой. Наверное, и она страдает зря, а злые языки плетут о ней всякие небылицы. Ведь и о Шакире говорят только плохое, а он хороший, добрый и честный.