По древним тропам
Шрифт:
— Мама! Мама!.. Прости меня, мама! — шептал, как когда-то в детстве, Шакир.
Его сердечные слова дошли до слуха матери. Собрав последние силы, Гулямхан глубоко вздохнула и открыла глаза. Узнав сына, она погладила его руку и шевельнулась, намереваясь встать. Ее губы со струйками крови в уголках задрожали, как бы истомленные жаждой.
Шакир опомнился:
— Сейчас, мама! Сейчас… Захида, Захида! — позвал он и огляделся по сторонам. Страшная тревога охватила его.
Зордунбай и Нурхан-ача кричали во весь голос во дворе, собирая прохожих. Как будто с неба свалившийся Шавкат-мулла
Гулямхан гладила слабыми пальцами лицо Шакира, она как бы хотела залечить его раны. Шакир сказал ей, что исчезла Захида.
— Пожалуйста, разыщи ее, сыночек! Как бы она не убежала куда-нибудь со страха! Мне стало лучше, за меня не беспокойся, — проговорила Гулямхан прерывающимся голосом.
Шакир позвал старую соседку, попросил ее побыть с больной, а сам ушел разыскивать Захиду.
Он искал ее под навесами, в амбарах, в саду. Сердце его билось все тревожней, подсказывая, что Захиды здесь нет и что она ушла навсегда.
Шакир оседлал коня и направился на окраину города. Наступила ночь. В чернильной тьме ему чудились сказочные драконы, проглотившие беззащитную девушку. Отчаявшись что-либо рассмотреть, он громко звал: «Захида!» Но ответом ему было могильное молчание.
Он выехал на какую-то дорогу и, приглядевшись, определил, что она ведет в Караходжу. Шакир хлестнул камчой коня, как бы стремясь спастись бегством от города, напоминающего ему чудовище.
Масим-ака был поражен, услышав на рассвете плохую новость о племяннице. Выйдя из дому, он зачем-то захватил с собой заряженное ружье. Тетя Зорахан разрыдалась, приговаривая: «Захида, девочка моя, где же ты?! Что с тобой случилось!» Истосковавшийся по охоте пес Бойнак, заметив, что хозяин седлает коня и вынес ружье, важно вышел на дорогу. Но никто не обратил внимания не только на услужливый вид пса, но и на то, что он бежит следом.
На заре Шакир и Масим-ака добрались до кладбища возле Турфанского минарета. Навстречу им вышел дряхлый шейх, казавшийся составной частью древнего кладбища, поэтому Шакир, даже не взглянув на него, ткнул коня в бок и проехал мимо. Но Масим-ака поздоровался с шейхом и спросил:
— Отец, не приходила ли сюда вечером или ночью какая-нибудь женщина?
— Женщина, сынок? — голос у старого шейха звучал глухо, как будто из могилы.
— Да, да. Не видели ли вы здесь женщину?
— Глаза у меня слабые, сынок, не вижу я. Хотя ночью слышал будто что-то похожее на плач. Я решил, что тревожится кто-нибудь из духов, и для успокоения прочитал аят. Здесь часто бывают всякие чудеса, сынок. Кладбище ведь тоже целый мир. Аминь-аллаху-акбар!
Масим-ака вложил в руку старого шейха один юань и попросил его следовать за ними на кладбище. Возле глинобитного маленького склепа Масим-ака остановился и спросил:
— Отец, не эта ли могила жены торговца Сопахуна?
— Сопи, что умер в Кашгаре?
— Да.
— Как раз она и есть. Покойный — не помню, в прошлом году или в позапрошлом — навещал ее вместе с дочерью…
«Может быть, Захида приходила сюда сегодня ночью и плакала на могиле матери? — подумал Масим-ака. — А потом она, наверное, заблудилась или…» — страшная мысль пришла в голову Масима-аки.
Шакир обошел склеп с другой стороны и вдруг громко воскликнул:
— Смотрите! Бусы Захиды!.. — Он подобрал с земли несколько бусинок и подал Масиму-аке.
Тот взял их в руки, и глаза его затуманились слезами. Он сказал:
— Теперь мы найдем Захиду, была бы только она жива. — Масим-ака позвал собаку. — Бойнак, Бойнак! Нюхай, друг! Ищи!
Бойнак жадно обнюхал бусы, опустил голову и обежал несколько раз вокруг могилы. Потом бросился по направлению к песчаной пустыне, на восток.
Шакир и Масим-ака вскочили на коней и поспешили следом за Бойнаком. Они достигли сыпучих песков и увидели следы Захиды, но следы не предвещали добра. Много тропинок идут от кладбища, но Захида не пошла ни по одной из них…
Они проскакали несколько верст. На восточном крае неба занялась заря. Багровое зарево как бы напоминало о кровавой трагедии. Масим-ака готов был стрелять в этот кроваво-красный край неба и мчавшуюся в том направлении злосчастную собаку.
Вдали показались земляные отвалы каризов. Издалека можно было заметить копавшихся возле них нескольких дехкан. Затекшие кровью глаза Шакира прояснились, когда он увидел людей.
— Масим-ака, видите, людей возле кариза? — спросил он, испытывая радостную надежду.
Масим не ответил и продолжал нахлестывать коня. В песках, где не было ни тропинки, кони часто спотыкались и, тыкаясь мордами в песок, фыркали, но продолжали скакать.
Дехкане стояли вокруг кариза, лица их выражали смутное беспокойство. Они спросили подъехавших:
— Вы из города?
Прискакавшие все поняли без расспросов: собака повисла над колодцем.
— Удивительно, как попала сюда эта девушка, как она могла свалиться в колодец?! — недоумевал старший из дехкан.
— Жива ли она, ака?! — спросил Масим.
— Дышит. Бедняжка никак не могла прийти в себя, совсем обессилела. Ваши, наверное, уже довезли ее до больницы…
Масим-ака поворотил коня, не спрашивая больше ни о чем. Шакир, как ребенок, последовал за ним. Бойнак, удовлетворенно высунув язык, спокойной трусцой побежал за всадниками.
После того как утомленные путники отъехали, дехкане вздохнули, посмотрели на молчаливые минареты благочестивого Турфана, на башни, смотрящие на людей свысока, и молча принялись бить землю древними кетменями, как бы стараясь похоронить в ней очередную беду.
После долгого забытья Захида пришла в себя. Перед ее взором прошли ужасы вчерашнего дня — окровавленное лицо Шакира, озверевший Зордунбай, Гулямхан… По бледным щекам девушки медленно потекли слезы.
— Захида, доченька моя! — Масим-ака опустился на колени перед кроватью племянницы и заплакал, не в силах сдержать себя.
Неожиданно слезы взрослого мужчины, внешне спокойного и невозмутимого, произвели на Шакира сильное впечатление и ослабили его волю. Глядя на бледное лицо Захиды, он прошел на другую сторону кровати и тоже опустился на колени.