По древним тропам
Шрифт:
— Теперь давайте я вам заплету косы, — сказала Марпуа, кокетливо повертев красивой головкой, как бы желая проверить, хорошо ли лежат на спине крепко заплетенные косы.
Захиде всякий жест и манера Марпуи казались обаятельными. Наблюдая, как Марпуа готовила обед, стирала, шила, Захида испытывала удовольствие, как от музыки или танцев.
— Захида, зачем вы носите две косы, теперь-то вам нечего бояться, — заметила Марпуа, быстро расчесывая волосы девушки.
— Мне, сестра, нельзя носить мелкие косички, — грустно проговорила Захида.
Марпуа растерялась.
«Как же так! Ведь Захида и Шакир не стали мужем и женой, они были как брат и сестра… Почему же она считает себя женщиной? Кто лишил ее нрава носить мелкие косички?!»
Однако в мыслях Марпуи не было ревности, подозрений, она справедливо подумала о другом.
— Вас обманул какой-то нечестный парень?! В этом отношении наши судьбы одинаковы, — проговорила Марпуа, поглаживая волнистые и черные как смоль волосы Захиды.
— Нет, его нельзя назвать нечестным. Он не виноват… Наше счастье разбил отец и его безжалостный бог. Мне помог Шакир-ака. О том, что меня выдали замуж, Садыкджан не знал…
— Почему же вы до сих пор не напишете, не объясните ему?
— Объяснить невозможно, сестра. Услышав об этом, Садык, очевидно, отрекся от Турфана. С того времени, как он уехал учиться, он еще ни разу не появлялся в Турфане. И говорят, женился он. На девушке, с которой вместе учился. Вы ведь слышали, что говорил дядя? «Однажды я попал в город и встретил парня по имени Абдугаит. Мы зашли в столовую и там разговорились с неким Саидом. Не знаю, кем он приходится Садыкджану — дядей или какой-то другой родней. По его словам, Садыкджан женился и, наверно, не вернется в Турфан. Пусть будет счастлив. Он добрый парень…»
Марпуа сожалела о том, что не обратила внимания на рассказ Масима-аки, не придала ему значения.
Молодые женщины обнялись и заплакали.
Масим-ака, осматривая виноградник, подошел к беседке и, увидев девушек, свернул в сторону. Через минуту до его слуха донеслась из беседки песня:
Ловко вылетел ястреб Из рук моих Одним махом Турфанской горы достиг, На мой громкий зов Не вернулся. Опустился в другой, видно, Райский сад. Ловко вылетел ястреб Из рук моих… Где сейчас он гостит? Средь друзей каких?Масим подошел к джигитам, которые делали саман. Среди них был и Шакир. Он стоял в яме с большим кетменем в руках и ворочал похожую на тесто глину. Работая с дехканами, Шакир окреп, и мускулы его четко выделялись и говорили о незаурядной физической силе. Он не жалел себя, стараясь привыкнуть к тяжелому труду, работал кетменем, серпом с увлечением, обнаруживая в себе силу и ловкость. В первые дни, видя, что парню трудно и непривычно, дехкане подбадривали его. Шакир, веселый и добрый джигит, пришелся им по душе. Они терпеливо помогали ему втянуться в нелегкий дехканский труд.
— Идут дела? — Масим-ака приветствовал джигитов. — Теперь Шакирджан не жалуется на усталость?
— Он уже забыл те времена, когда обматывал ладони бинтами.
— А помните, когда снопы вязал во время жатвы, валки подбирал ногами.
Шакир улыбнулся. Вытерев потный лоб, он сказал:
— Без вас, Масим-ака, они меня боятся. А вот теперь разговорились, молчальники. Жалят, как пчелы.
— Масим-ака, — продолжал веселый джигит, — Шакир очень спокойный человек, если не считать сбитой им шапки с паршивого Реимши. Шакир сильный, как медведь.
— Шапку Реимши он принял за улей. А потом смотрит, там не мед, а сплошная короста.
— Да-да!
Своему новому товарищу ребята дали кличку Медведь за то, что во время курбан-айта [21] Шакир повздорил с шаманом Реимшой.
В тот праздничный день Шакир со своими друзьями вышел на окраину кишлака посмотреть на борющихся джигитов. Шаман и в то же время первый в кишлаке силач Реимша, голый по пояс, в одних шароварах из облезлой овчины, как разгулявшийся бык, ходил по середине пустой площадки и вызывал:
21
Курбан-айт — праздник жертвоприношения.
— Ну, кто желает бороться?
Все знали его силу и не осмеливались выйти. Джигиты подталкивали друг друга локтями:
— Ну, выйди, попробуй! Если упадешь — не страшно, земля выдержит.
Но как только Реимша, широко расставляя ноги, приближался со словами: «Ну, давай!» — джигиты сразу замолкали.
В один из таких моментов, когда Реимша казался не шаманом, а ощетинившимся зверем, вышел на круг стройный незнакомый парень, опоясанный кушаком.
— Что, задело? — спросил высокомерно Реимша. — Ну, давай-давай, помну тебе бока! — и стал заходить справа.
Парень с легкой улыбкой, как бы подражая возгордившемуся силачу села, тоже слегка наклонился вперед и, вытянув правую руку, зашел слева. Они медленно приблизились и схватились. Затаив дыхание, толпа настороженно следила за борцами.
Вот незнакомец ловко протянул правую руку под мышкой Реимши и схватил его сзади за пояс. Реимша здоровенными, обросшими шерстью руками тоже схватил парня за кушак и стал тянуть к себе. Тот, опасаясь неожиданного рывка, опустился на левое колено, быстро подставил правое бедро и перекинул через него Реимшу. Шаман ударился лбом о землю, но тут же поднялся. После очередного приема шаман снова ткнулся головой в землю. Больше он не мог выносить этого. Выбрав удобный момент, призвав на помощь святых, Реимша поднатужился, оторвал от земли своего противника и свалил…
— А этот паршивый, оказывается, силен! — сказал Шакир одному из своих товарищей.
Его оскорбительные слова долетели до ушей Реимши. Шаман уставился на Шакира:
— Ну, давайте, дорогой гость, выходите на круг, если желаете!
Шакир, как бы извиняясь, улыбнулся в ответ.
Считая себя победителем, Реимша гордо взял из рук парнишки свою шапку, такую же облезлую, как и шаровары, вложил в нее свой выигрыш и нахлобучил на голову.
— Пусть теперь начнется собачья борьба малышей. Наверно, гость хочет бороться с ними? — сказал он.