По дуге большого круга
Шрифт:
Когда кончил мореходку и женился, к Мирончуку заходить стал все реже и реже — мало бывал теперь на берегу. В конторе с Юрием Федоровичем мы встречались часто — ведь он был секретарем нашего парткома, и рекомендацию в партию получил я от него…
И вот сейчас, в камере, стал рассказывать все, что произошло со мной, не скрывая ни одной мелочи.
Когда я закончил, Мирончук вытащил сигарету, протянул мне и достал другую — для себя.
— Так, значит… Выдала тебе жизнь поворот винта, ничего не скажешь. Лихо, брат, закручено дело.
Он чиркнул спичкой и дал мне прикурить.
— Значит, про Коллинза ты следователю ничего не рассказал?
— Я не был до конца уверен, что его трюк с рапортом — правда… Мало ли что мог придумать такой мистер. Ведь сам-то я своими глазами взрыва не видел! Помню лишь, что меня сорвало с трапа, когда спускался с мостика. И вообще мне думалось, что надо выждать, узнать, какое обвинение против меня выдвигают.
— И ты, значит, поначалу промолчал, а потом, не упоминая о Коллинзе, выдвинул версию с миной?
— Да. А когда следователь показал мне документ, присланный с Фарлендских островов, тогда уже поздно было говорить о Коллинзе.
— Дурак ты, Игорь Волков, дурак… А впрочем, может, в чем-то ты и прав. Раз уж не рассказал всего сразу… Если б не знал тебя столько, не знал подлинного твоего нутра, то вряд ли поверил бы этому. Вот если б сразу… Да… Запутал ты дело. Жаль, что я был во время следствия в море. Произойди этот разговор сразу после твоего возвращения, глядишь, все содеялось бы по-другому. Кстати, мы с начальником управления получили за «Кальмара» по строгому выговору с занесением в учетную карточку.
— А вы-то с начальником при чем?
— А вот при том… Но дело не в нас, мы на свободе, а ты вот здесь… Еще до разговора с тобой я чувствовал: что-то не так… Ведь сам-то ты твердо убежден, что с прокладкой курса было все в порядке? Я понимаю, почему ты выбрал северный пролив — торопился сдать рыбу, и все-таки…
— Никаких рифов не было, Юрий Федорович, в этом я уверен. Но вот как быть с рапортом, что у Коллинза в сейфе?
— Да, закручено лихо. А ведь ясность могла и раньше появиться. Тут ты сам виноват. Смолчал напрасно… Но все равно… Я за тобой с первого дня, как ты в контору нашу пришел, наблюдаю, чувствую, что не ошибся.
— Это как же понимать? Или я не в тюрьме сейчас?
— Что ж, твое положение действительно не из простых. Сейчас против тебя выступают факты. Вопрос в том, соответствуют ли они действительности? Я верю тебе, но против фактов эмоции и интуиция бессильны. Нужны доказательства. Добыть их при сложившейся обстановке трудно. Нужны адреса тех людей в Бриссене, которые помогли тебе и Денисову…
— Постойте, Юрий Федорович, — перебил я Мирончука, — мне не хотелось бы ставить их под удар…
Мирончук задумался.
— Пожалуй, ты прав, — сказал он. — Надо прикинуть, как лучше размотать этот клубок. В конце концов, их показания в твою пользу мы не обязаны предъявлять тамошним властям, власти могут об этих показаниях не знать. Весь вопрос в том, как раздобыть свидетелей, которые слышали взрыв, и заручиться письменными документами на этот счет…
— И что вы намерены предпринять?
— Пока не знаю, надо все обдумать, разработать план. Одно обещаю: за тебя, Игорь, за истину будем драться. Расчет Коллинза тоже понятен. Он полагает, что через восемь лет отсидки — ты его потенциальный союзник. Впрочем, и я не могу сказать, сколько пройдет времени, пока вытащу тебя из колонии. Рассчитывай на худшее. Но помни одно: я рекомендовал тебя в партию и продолжаю верить тебе. Сохрани себя таким, какой ты есть, помни, что тюрьма может надломить человека. Будь стойким, Волков, не потеряй лица. И не остервенись, не ожесточи сердце, не думай о себе как о жертве. Понимаю, легче об этом говорить, давать добрые советы, но я верю в тебя, парень…
— Спасибо вам, Юрий Федорович, — сказал я, — спасибо, что верите.
— Благодарить меня не за что, — сказал Мирончук, — не на мне одном свет клином сошелся. И другие могли поверить, если б… Да что сейчас об этом говорить. Ты вот что, Игорь… Тебе передадут бумагу и чем писать. Пока тебя отправят в колонию, пройдет время. Сиди и пиши подробный рассказ о том, что произошло в госпитале этого самого Бриссена. Все подробности, все напиши, не забудь ни одной детали. Начни с аварии, с ваших приключений на острове и до возвращения на родину. Главный, конечно, акцент на твои беседы с Коллинзом. Опиши его самого подробнее, что он говорил, как говорил, каким тоном, что предлагал и в каких выражениях, о его угрозах тоже, конечно. И все-таки напиши про тех, кто помог тебе. Товарищи, которые займутся этим, сумеют сделать так, чтобы не повредить порядочным людям…
— Кому адресовать послание?
— Мне, Игорь. Так и пиши: секретарю партийного комитета Управления тралового флота Юрию Федоровичу Мирончуку. А раз на мое имя, значит, мне тобой и заниматься. Знаешь, на всякий случай… Чтоб никто не мог сказать: не в свое ты ввязался дело, товарищ Мирончук.
Он поднялся и пристально посмотрел мне в глаза.
— Сообщи новый адрес, — сказал Мирончук. — Буду держать тебя в курсе всех дел.
Юрий Федорович широко улыбнулся, хлопнул меня по плечу ладонью, подмигнул и повернулся к двери.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— Слушай, я боюсь опоздать на поезд, а мне надо еще в магазин, сигаретами запастись. Игорь, я совсем не хочу опаздывать на поезд…
В наш город Сергей приехал на несколько дней, командировка его кончалась, сегодня он уезжал, а их хоронили тоже сегодня.
…Каждый день тысячи траулеров и других судов уходят в море и, возвращаясь, спешат к берегу. Вдоль и поперек пашут тралами океан мои друзья по нелегкой работе. Она становится будничной, привычной… Но к сигналам СОС и к тому, что может последовать потом, привыкнуть нельзя. Черные дни редки, очень редки, только вырублены они в памяти каждого рыбака.
Траулер «Тукан» Управления экспедиционного лова вышел на промысел в Южную Атлантику, миновал Датские проливы и затонул в шести милях от Ютландского полуострова. Дело было в феврале. Команда покинула судно, бросившись в спасательных нагрудниках в ледяную воду. Одиннадцатибальный ветер развел крутую волну. Двадцать два моряка с затонувшего судна выловила рижская плавбаза «Вилис Лацис»… Этих сумели спасти. Вернули с того света, можно сказать. Десять утонули, «пропали без вести», говорим мы про таких, а сорок семь закоченевших рыбаков, поднятых из воды датскими промысловыми судами, привезли в наш город, и сегодня их будут хоронить.