По дуге большого круга
Шрифт:
— Чем я могу вам помочь? — спросил Минаев.
— Опознать их надо, — сказал прокурор. — Для дела, конечно. Иначе б вас не тревожили…
Лучше б не тревожили его вовсе. Не каждому под силу такое: черный верх, белый низ…
…Он пробирался к чистой воде. Как это было — сейчас и не вспомнит. Видит Минаев лишь иногда, как поднимается с банки матрос, срывает с себя маску и прыгает за борт. Разум отказывался логически мыслить, и, одурев от жара и дыма, человек бросался в огонь, зная, что под ним прохладная вода, но забывал о необходимости вынырнуть потом из нее.
Так Минаев потерял и второго матроса. Двое других без сознания свалились под банки. Они погибли от отравления.
Лишь он да боцман сумели выстоять. Когда они вырвались из огня, сильный взрыв донесся оттуда, где стояли спаянные пламенем корабли.
С обожженными руками и лицами сидели они в шлюпке, опустив головы, и вдруг боцман встрепенулся.
Он встал в шлюпке, протянул вперед руку и захохотал.
Минаев посмотрел по направлению его руки, увидел идущее к ним судно и принялся тормошить лежащих на дне шлюпки матросов.
А боцман смеялся, смеялся, смеялся…
— Он смеется до сих пор, — сказал Волков. — Вот уже несколько лет прошло. До выхода в последний рейс мой друг Минаев побывал у него в больнице. Не узнал его боцман, только смеялся и смеялся, пока длилось свидание с ним…
— Вы посмотрите их, товарищей ваших, — сказал Минаеву прокурор. — В морге они…
Часть команды «Груманта» пропала без вести, кто утонул, кто сгорел начисто, а кое-кого сумели спасатели подобрать. На всех были надеты нагрудники, и потому после смерти они продолжали плавать, стоя в воде. Нижняя часть тела полностью сохранилась, а верхняя… верхняя сгорела.
Такими они и лежали в морге — черный верх, белый низ.
Минаев медленно брел среди останков, а рядом говорил прокурор:
— Вы ведь лучше знаете их, приметы помните какие, в бане мылись или загорали вместе…
Пакет Минаев жене капитана отдал. Она при нем его развернула, и старпом увидел в пакете лишь портрет дочери, что всегда был у капитана на столе. Записки жене капитан написать не успел…
Волков закончил рассказ, поднял щипцы и шевельнул ими подернувшиеся пеплом угли. Красный отблеск упал на лица людей.
Долго молчали.
— Жаль, меня не было там, — поднимаясь со стула, произнес Сергей. — Какой сюжет для картины…
— Человек обязан чувствовать приближение чего-то большого, — сказала Лена. — Но как можно пережить такое и не обжечь души? Неужели это в человеческих силах?
— Наверное, — сказал Волков.
Сергей вернулся к печке и протянул к огню бутылку с красным вином.
— Играет, черт, — весело сказал он. — Сухарик…
Волков прошел на веранду, открыл дверь и ступил на крыльцо. Из-за спины его упал свет и выхватил из темноты ступени. Волков шагнул вперед, позади захлопнулась дверь, и капитан остался с ночью наедине.
«Произошло нечто, — подумал он. — Случилось…»
С минуту Волков стоял не шевелясь, глаза привыкли к мраку, он различил неясные очертания сарая слева, густо-синее небо над ним и понял, что дождь прекратился.
Вновь за спиною вырвался свет на волю, и у самых ног Волков увидел воду.
— Черная вода, — сказал он. — Подошла к двери…
— Вы боитесь? — спросили позади, и Волков обернулся.
Лена стояла парой ступенек выше и смотрела на Волкова не улыбаясь.
— Низкое место, — сказал Волков, — вот и затопило.
— Дождь перестал, — проговорила Лена и встала на ступеньку рядом с Волковым.
Она носком тронула маслянисто-черную воду, потеряла равновесие, и Волков едва успел подхватить ее.
— Хотите искупаться? — спросил Волков.
— Спасибо, Игорь, знаете, а вы…
Лена не договорила. Они вернулись в дом.
— Черная вода у двери, — сказала Лена. — Затопило нас.
— Ни черта, — весело сказал Сергей. — Фундамент выдержит. А дожди кончились. Завтра вода уйдет.
Капитан промолчал. Ему вдруг припомнился Овечий остров, на котором его и Денисова вода окружала со всех сторон… И еще та вода, которой в детстве он торговал в Моздоке на базаре. И та, что поглотила «Кальмар» с его парнями, о них он продолжает думать до сих пор, хотя никогда и никому не сказал об этом.
«Если по большому счету, то вода отняла у меня все, — грустно подумал капитан. — Свободу и Галку тоже… А что я получил от нее взамен, от этой черной воды, что и сейчас вот снова подступила к двери? С каким-то осознанным упорством вода стремится отделить меня от всего земного… Наверно, хочет, чтоб принадлежал я ей безраздельно. Черная ревнивая вода!»
Капитан усмехнулся.
Утром воды у двери не было. Прибитая трава лежала полосами, и склонились в стороны цветы на размытой клумбе. Лена пыталась поднять их головки, но цветы поникли безвольно, и Лена оставила пустые хлопоты.
— Опоздаю, — сказала она. — Пропали цветики.
— Не скучай, Игорь, — сказал Сергей прощаясь, — мы с Ленкой берем отгул и махнем в лес на машине. У меня есть лесник знакомый. Грибов наберем, шашлыки будем жарить…
— Конечно, — сказала Лена, — не скучайте…
Они ушли, и капитан вернулся в дом. Не торопясь он сложил вещи, провел по щеке ладонью, повертел в руке электробритву, но бриться раздумал и вышел во двор.
От земли поднимался пар. Умытые дождем деревья торжественно тянулись перед солнцем, и в глубине их листвы, захлебываясь, верещали птицы.
Волков подошел к малиновому кусту и в плену сохранившейся паутины разглядел серебристую каплю воды. Снизу бочком проскользнул паук и побежал по невидимым на солнце нитям, проверяя свое хозяйство.
— Пережил ненастье, браток, — сказал капитан. — Теперь тебе будет легче.
Он вынес чемодан, закрыл дверь и положил ключ в условное место.
Когда Волков пришел на станцию, до прихода электрички оставалось двадцать минут.
Перрон был пустынным. Деловые люди уехали в Ленинград, а те, кто никуда не спешил, наверное, спали еще на дачах.