По грехам нашим. Книга 4
Шрифт:
– Вышибай, ключа у меня нет, зброи нет, выбивай, и я пойду с тобой, - сказал я и чуть ли не силой забрал меч у одного из ратников, у которого на поясе был еще и боевой топор. Тот, было дело, сделал шаг, чтобы забрать у меня оружие, но натолкнувшись на строгий, даже властный взгляд, отринул.
Дальше дверь начала подвергаться избиению. Вот только массивную дубовую дверь, которая еще и открывалась на себя, в сторону входящих, разломать оказалось очень сложной задачей. В какой-то момент я даже откровенно заскучал, пока через небольшую щель, образовавшуюся от ударов топоров, не вылетел арбалетный болт. Выстрел самострела не задел никого,
Я был без своей великолепной брони, только в льняной рубахе. В сечах я не раз получал удары, которые броня держала, и чувство защищенность все больше меня вело в бой. Тут же я стал сомневаться в своем мастерстве. Да, я тренировался, да, были особенности организма, но вот так против дистанционного оружия без даже щита? Неужели все? Как там в книгах? Главный герой всех побеждает? Значит, настраиваемся и побеждаем? Попаданец я, наконец, или сиделец в порубе?
Пытаясь погасить нотки паники, на которую влияло еще и замкнутое пространство и отсутствие путей отхода, я опять приводил себя в состояние бойца, убеждая сознание в нереальности происходящего. Когда-то мне помогали мысли, что все окружающее - это просто игра с полным погружением, и я не погибну, но лишь проиграю и не пройду на следующий уровень. Где же кнопка сохранения?
Вот правы те, кто говорит, что хуже всего ждать и догонять. Про «догонять» не могу ничего конкретного сказать, но в вопросе «ждать» я уже явно специалист, если и не профессионал. Ощущал я это «ждать», сидя в камере, даже не зная день, или ночь во внешнем мире, сейчас же другое «ждать», когда секунды превращаются минуты, которые, в свою очередь, становятся часами. А монотонные звуки топора, расширяющего пролом, били в голове набатом.
Сколько прошло времени, я так и не понял, но за дверьми, которые были только в двух местах расколоты, началось шевеление. Ратники, которые находились в не меньшем, чем я напряжении, стали переглядываться друг с другом в недоумении, когда послышались звуки боя в коридоре.
Я выдохнул, когда понял, что помощь пришла. Думать о том, что это еще одна сила, которая так же желает посмотреть цвет моей крови, категорически не хотелось. Никаких нервов не хватит находиться в постоянном ожидании неминуемого нападения, когда ты в льняной рубахе.
– Корней, то я, Филипп, - услышал я такой знакомый голос человека, которого считал своим другом. – Живой?
Я молчал, отвечать тому, кто был рядом со мной почти с самого начала моего нахождения в этом времени, кто прикрывал спину в битвах, кто нянчил моих детей? Нет, не хотелось. Может потому, что не знал, как себя вести с ним, как доверять, как оставлять рядом с моими детьми. Детьми! Божана! Скорее это была некая «детская» обида, но резерв выдержки был исчерпан, а адреналиновый откат, с его безрассудством в поведении, близок.
– Что с моей семьей? – вот что намного главнее внутренних переживаний.
Меня испугала установившаяся пауза. Филипп молчал, как и все по обе стороны от дверей. Ну что может прийти в голову после того, как тебе не отвечают на самый, казалось, простой вопрос?..
– То не ведаю, - донеслось, наконец, из-за дверей.
Впасть в новую рефлексию и самокопание не дали ратники.
– Боярин-воевода, так открыть дверь то, али нет? – спросил главный из троих охранников.
– Какой я воевода? – отмахнулся я, показывая на двери и пожимая плечами.
Ратники расценили мои слова и жесты, как руководство к
– Что я не так сделал? Почему не уберег? – корил я себя, не мог я быть уверенным, что Божана жива, только оставалось верить. И почему, кроме регенерации у меня не открылись магические способности. Взять бы сейчас, да телепортом прямо к семье…
Глава 7. Рязанский посол
– Прости, Корней, то треба было сделать! – сказал Филипп, как только вошел в камеру.
Я не поднимал на него глаз. Все, что сейчас нужно для полного и безоговорочного прощения всех и вся, так это сказать: «С Божаной и детьми все хорошо!» Но я боялся дальше спрашивать, уточнять, что значит «не ведаю». Получалось, что в поместье семьи нет, как и информации где находится. Тут до меня дошло – Филипп не знает о том, что Ипатий вывел мою семью из дома, когда там было действительно опасно. Я же знал, что он в тот же день собирался уходить в поход, скорее в разведку боем, портя коммуникации и поджигая степь. И неужели Ипатий взял Божану с двумя детьми и повел с собой на сложнейшее задание? Ну, быть такого не может! Попаданец из параллельного мира мог спрятать семью, или отложить свой поход.
– Отец! Отец! – я услышал пронзительный голос Юрия.
– Сын! – встрепенулся я, резко поднявшись, стал крутить головой в поисках своего, именно своего, сына.
В проеме открытой двери показался Юрий. Споткнувшись о камень, который был частью баррикады и его еще не успели убрать, сын сразу же попытался подняться.
– Сын, ты как? Больно? – подталкиваемый эмоциями, я подбежал к Юрию, помогая ему подняться.
У парня увлажнились глаза, и он обнял меня. Мои глаза начали предательски слезиться, и уже две водянистые дорожки прокладывали себе путь, спускаясь по щекам. Так и стояли обнявшись. Я настолько соскучился по своим, что не хотел отпускать сына, не боясь проявлять прилюдно слабость.
– С мамой все добро, Ипатий весточку мне дал, - тихо, на грани слышимости, прошептал Юрий.
Мое сердце отлегло, вся сущность наполнилась радостью. Не было никакого желания с кем-либо спорить, пререкаться, выяснять отношения. Что, паразиты, предали меня? Раскаиваетесь? Прощены, но должны знать, что не сразу смогу вновь воспринимать вас, как друзей. Для этого не только логическое объяснение поступков необходимо. Дружба, как и любовь, имеет много нерационального, необъяснимого. Порой мы все делаем глупости в отношении своих близких, обижая их, больше нужного обижаясь, когда хочется обнять. Я не смогу просто перечеркнуть отношения с этими людьми, пусть только дадут логическое объяснение своим поступкам. Тем более, ссориться с родственником не хочется – Ермолай-то кумом приходится. Но ничего этого я не сказал. Иррациональное и обиды брали верх над логикой и целесообразностью.
– Едем в поместье, - тоном, не терпящим возражений, сказал я.
– Так, токмо треба до великого князя, - высказался еще один человек, входящий в помещение. Не тюремная камера, а зал приемов.
Вошедший воевода Воеслав с ухмылкой осмотрел всех собравшихся, покачивая головой.
– Токмо по пути, в Унжу, - нехотя ответил я, понимая, что, ежели хочет Ярослав со мной встретиться, то это нужно будет сделать обязательно, если не хочу и дальше познавать искусство медитации в замкнутом пространстве.