По грехам нашим. В лето 6732
Шрифт:
Нужно было создать общественное мнение. Я понимал, что решение князя это вряд ли изменит, но он услышит чаяния народа и может поколебаться. А, если и нет, то враждебные действия в отношении того, кто готов защищать Русь от скверны латинян, воспримут негативно. Надеюсь, что это поймет и сам князь. Да и роль вече даже во Владимире была немаленькой, а в других города и подавно. Так что с мнением общества в этом времени не считаться — себе дороже. Вон и русские цари до Петра соборы собирали, да с людьми совет держали. Вот только власти принятия решения толпе нельзя давать, а совет — пожалуйста.
А я все больше уверялся, что мы
Не стоит сбрасывать со счетов и Ярослава Всеволодовича — будущего великого князя. Фигура энергичная и сильная. Новгородцами если не любимый, то уважаемый князь, за них воевавший. По лествичному праву Ярослав занимает стол во Владимире после Юрия. Будет ли этот деятельный человек спокойно смотреть на усиление крестоносцев? Послезнание говорит, что он чуть ли возглавит сопротивление орденцам, передав эстафету своему сыну. Так, может мне с ним по пути. Объединение войск с ярославовой дружиной, да при новгородском ополчении и охочих людях — огромная сила с учетом еще державшегося Вячко.
Однако, руководство над войском будет у Ярослава, тут даже нет смысла сопротивляться и решать проблему с орденами он будет в свою пользу. Так что я видел только два варианта — либо самому стать фигурой, либо сделать такой фигурой другого. В первом случае я не смогу стать ни ферзём, никакой другой благородной фигурой. Ибо не княжеского роду. Мой потолок — наместник! Во втором варианте возможностей больше. Стать серым кардиналом, при каком князе со временем. Тут и деньгами можно, и военная сила, если не отберут вполне существенная. Будет ли это Василько? Посмотрим. Размышления явно на лет двадцать вперед.
Народное возмущение
Глава 5. Народное возмущение
Во Владимир входило войско численностью чуть меньше тысячи человек, для местной знати появившееся неизвестно откуда. Появление такого количества вооруженных людей стало событием даже для стольного города. Народ в испуге расходился по домам, перешёптываясь об увиденной рати и делая предположения о причинах появления незнакомых воинов, да и по большей части еще молодых парней. Вот, только кроме разбегающихся столичных жителей, никто большую группу вооруженных людей в городе не встречал, что было крайне странно или просто безответственно.
Только у Успенского собора, куда мы и направились, наблюдалась делегация, как позже выяснилось, великого князя. Самого же князя не было. Надменного вида сотник в нарочито богатом доспехе, ярко красных сапогах и золотой гривной на шее, объезжал по кругу площадь у собора. То, что это командир сотни, говорило, как наличие самой сотни, так и то, что щеголь отдавал постоянные распоряжения. Интересным было наблюдать лица ратников, которые подчинялись, но при этом корчили недовольные лица. Явно военные люди не сильно уважали своего командира, но, при этом, следуя правилам, выполняли его приказы. Воины то обнажали мечи, то доставали луки и накладывали на них стрелы, после вновь пряча дистанционное оружие. Это могло бы даже быть смешным, если бы не тяготила неопределенность.
В центр площади выехал Глеб Всеславович, горделиво держа спину и надменно взирая на экзерсисы великокняжеской сотни. Он равно удалился от нашей колоны и приблизился к строю великокняжеских ратников. Полковник стоял на месте минут пять, но владимирский сотник не соизволил приблизиться и на пару метров. Напротив, он отвернулся и прогарцевал за спины своих ратников, выказав тем самым неуважение. В наших колонах даже началось роптание. Причем, молодые ратники воинской школы так же смирно взирали на скоморошество, но ветераны взбеленились. Ситуацию разрядил сам Глеб Всеславович, засмеявшись в голос, чем не только сменил гнев на пренебрежение у наших ветеранов, но и вызвал недоумение в рядах «встречающей стороны».
— А пошто воны так делают? — спросил я у стоящего рядом старшего сотника ростовской дружины.
— Не по чести сие. Великий князь не поважае нас. А ратныя злят и до крамолы принуждают, — ответил Алексей.
Действительно, подобное поведение могло вызвать шквал эмоций у наших воинов и подвигнуть на безрассудные поступки, в том числе и на открытое противостояние великокняжеской сотне. Это либо экзамен на стойкость и верность крестоцелованию, либо прямая провокация, чтобы впоследствии объявить вне закона. Последнее уже крайне опасно. Если кто из ратников поддастся порыву и выкинет фортель, к примеру, пустит стрелу в сторону сотни, да еще у главного собора великого княжества, можно уже другими силами громить нас и объявлять клятвоотступниками. А если для того и старается клоун с золотой гривной, то последствия станут крайне жесткими.
Глеб Всеславович возвращался в строй в полной растерянности, пожалуй, я впервые видел его таким. «Стояние» на площади продлилось меньше по времени, чем на Угре в 1480, но психологически оно далось с трудом. Мы простояли на площади еще час, с каждой прошедшей минутой которого мое настроение только ухудшалось, и приходилось включать все актерские таланты, чтобы не демонстрировать свое раздражение. Я очень захотел покинуть столь негостеприимный для нас Владимир. Если князь не даст указаний, можно уходить и, по сути, самостоятельно решать, что делать. Воевать русские княжества никто не даст, но пойти на орден можно, особенно когда меченосцы сами обложат Юрьев, или отобрать у рыцарей Кукейнойс. Юрьевский князь Вячко покинут всеми, и только посильная помощь князя Ярослава Всеволодовича — брата Юрия, позволяет хоть на что-то надеяться. Так было в той истории, что я знаю. И знаю, что при всем героизме, Вячко не выстоит против орденцев, и экспансия крестоносцев только усилится.
— Тысяцкому боярину Глебу Всеславовичу ад великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича, — громогласно прокричал подскочивший к выставленному охранению, возглавляемому крайне противным сотником.
Пришло, наконец, сообщение воли великого князя. Вот только суть воли Юрия была по отношению к нам неприветливой, если говорить в цензурных и мягких тонах.
В послании предписывалось выйти из Владимира и устроиться в двух верстах к югу от города. Покидать лагерь запрещается, чтобы не стращать, якобы, людей. Такое послание от князя вызвало ропот не только у командного состава, но и у рядовых ратников.