По грехам нашим. В лето 6732
Шрифт:
— Ну, готов? — спросил нервничавший Глеб Всеславович. — Пошли!
И мы двинулись в сторону Ростова, где должны были соединиться с силами Василько и после направиться на рандеву с великим князем Юрием. Сила получалась столь внушительная, что возникало сомнение. Зачем столько? Ну, коробило идти на Новгород.
Еще не проехали и двадцати верст, а я уже так себя накрутил, что был готов поворачивать назад. Столько передумал. И то, что на поместье, или даже на Унжу нападут враги, к примеру, мари. Что отправка к нам в войско булгарских всадников было отвлекающим маневром и юго-восточные соседи уже грабят мою усадьбу, а Божана убежала на заимку в лес. Думал я и о том,
И я там был, мед пил, да морду бил
Глава 3. И я там был, мед пил, да морду бил
Темп движения выдерживали высокий и для этого времени феноменальный. Взяли с собой заводных коней и останавливались только на ночевку, а еще затемно уходили, обоз шел позади и расстояние все больше увеличивалось. Не понимал я такой спешки, тем более, что питаться нужно нормально, а большая часть припасов в обозах. Оказалось, что последние четыре часа мы спешили, чтобы прибыть на специальное место, где были оборудованы кострища, шесть землянок, навес над столом. И как не растащили богатство. А любая доска уже богатство из-за сложности ее производства. В этом месте мы заночевали, поздно вечером, когда уже стемнело, дождались обоз и приготовили нормальную еду. Сей манёвр с необходимостью гонять коней и отрываться от обоза был не понятен. После я уже рассказал нашему главнокомандующему, что в обозе в наличие люди, которые специально заточены на быструю готовку горячей пищи и обустройство временных лагерей.
Глеб Всеславович, видимо внял моим словам. Однако, темп движения был высоким. Останавливались на завтрак, обед и ужин максимум на час. Это получилось, как раз благодаря тем обозникам, в задачи которых входило быстрое разбитие бивуака и приготовление пищи. Они везли обязательную охапку дров, запасы воды, уже с расчетом на один казан, мерные мешки с крупой, мясом, специями. Имели они и немного горючей жидкости для разведения огня. Поэтому справлялись очень быстро и уже через минут сорок накладывали кашу выстраивающимся ратникам в их личные деревянные миски.
До Ростова мы добрались за шесть дней, и даже наши ветераны удивились такой прыти.
Город нас встречал приветливо. Оказалось, что ростовцы знают о крепости Унжа. Знают они и о том, что мы поддерживаем их любимого князя. А Василько действительно любили. Все разговоры об этом молодом правителе были исключительно в хорошем тоне и даже с некоторым превозношением.
Увидели мы на пути и много ратных людей, или, по крайней мере, вооруженных. Концентрация оружных показалась даже выше, чем некогда виденная мной в Киеве. Рассматривая город и людей, поймал себя на мысли о том, что не понимаю этого князя — его и по описаниям в источниках, что мне приходилось встречать в прошлом/будущем, люди любили, и была сила в подчинении. И князь отвечал людям взаимностью. Почему же он ни разу не пытался приблизиться к власти, не попытался вернуть вотчину отца? Это был долг и верность перед клятвой и словом? Если так, то многое объясняет, но для меня не все.
— Поздорову ли князь? — церемонно отвесил поклон Глеб Всеславович.
Василько не ответил, и даже спустился с лестницы и обнял своего старого сторонника. И это было невиданно, некоторые в свите князя даже ахнули. По всем церемониалам уже то, что князь вышел лично встречать — слишком! А то, что он спустился с лестницы и обнял…
Опешивший полковник только моргал глазами, которые быстро наполнялись влагой.
— И тебя, Корней Владимирович, зело рад видеть, помню ярмарку, — сказал князь и мечтательно закатил глаза и сделал вздох.
А девку ту я уже и замуж отдал. Не обидел ее — и мужик рукастый, и приданое достойное дал.
Потом был пир.
Вот я впервые на княжьем пиру. Сидел я относительно вдали от князя, да это было не принципиально. Рядом с Василько было много разных лиц и толстых и важных, подтянутых и лихих, степенных с цепкими глазами. Такую разношерстую публику я не привык видеть.
— Корней Владимирович, а сотвори чудное, — заплетающимся уже явно нетрезвым языком произнес князь.
Что ж они творят — напоить мальчишку? Зачем? Хотят выставить его в неприглядном виде?
— А, добре, князь, — сказал я и вышел из-за стола поближе к князю. Достал бензиновую зажигалку и зажег ее.
— Волжба! — заревел один из толстячков. — Скверна!
Я пожал плечами и решил просто уйти, но тут послышались уже другого тона шуточки.
— А што огнивом ворогов бить станешь, новик? — сказал один из рядом сидящих с князем, подтянутый и лихой на вид парень.
Я же решил не обращать внимания и быстро уйти с поля зрения. Начинать препираться, значит явно нарваться на конфликт, который абсолютно неуместный.
— Ты и з сечи тако ж бегаешь, новик? — не унимался задира. И на этот выпад уже нужно отвечать.
— Бегаю, токмо для того, каб таких, яко же ты, догнать, — ввернул я уже свою шпильку.
— Пес шалудивы, ты кому так? Мне? Засеку! — прорычал молодой и спесивый мужчина.
— Невмесно, — практически пропищал Василько, привставая. Однако, не удержался, и рухнул на лавку.
Все-таки, князя накачали алкоголем и вот решили проверить меня на прочность. Или еще что здесь кроется? Зачем им я, кому дорогу перешел?
В это время я увидел вышедшего из-за стола молодого рослого парня, по злому взгляду и оскалу стало очевидно, что, как это бы назвали в XXI веке, буллинг, был именно от него.
Это был молодой мужчина, по виду старше меня нынешнего лет на пять. Его походка выдавала бывалого воина, и мне стало очевидным, что операция была спланирована. Задира был трезв, сосредоточен, его пронзительный взгляд сканировал меня, видимо оценивая, как соперника.
Смог меня удивить бретёр. Он вытянул руку, и ему поднесли полуторный меч, каким предпочитали воевать крестоносцы. В левой руке мой обидчик держал нетипичный для русича щит, который был круглый и небольшой, диаметром не более тридцати пяти — сорока сантиметров. Я же, подумав немного, нашел глазами вставшего из-за стола и грозно осматривающего окружающих людей Филиппа, который также был приглашен на пир, но сидел в конце столов, вдали от меня.
— Филипп шпагу и кинжал, — прокричал я. Старший сотник стал доставать свой клинок и висящий на правом боку кинжал.
Я долго думал, как назвать то оружие, что в другой истории появилось позже и называлось «шпага». Не придумав ничего, так и назвал, на просьбу же объяснить, почему именно так, отговорился тем, что орагонцы так называют свой меч, который похож на наше изделие. Кто такие орагонцы, и где они вообще обитают, для жителей Руси было безразлично, а я и не стал фантазировать.
Не все мужи встали из-за стола, только потому, что были уже пьяны, но интерес происходящего был наивысший. Криков больше не было, но шепот стоял столь громкий, что создавалось впечатление взбудораженного жужжащего огромного роя шмелей.