По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его дело. Внезапная смерть игрока. Идея в семь миллионов
Шрифт:
— А в понедельник? Зачем она приезжала к вам? Уж наверное, не с визитом вежливости?
— Ох, она очень была мила. Когда ей надо, она умеет быть милой, другой такой не найдешь. Мне преподнесла коробку конфет, а мужу — импортные сигареты.
— «Филипп Моррис», — и Стояновский протянул Шиманеку начатую пачку.
— Спасибо, я не курю.
— Сказала, что нас всегда любила и уважала и ее отношение к нам не изменилось, но больше с Зигмунтом жить под одной крышей не может. Просила поговорить с ним, чтобы он согласился на развод.
— А вы? Что вы ей ответили?
— Сказали,
— Я пообещал ей, что попробую Зигмунта уговорить, только весьма сомневался в успехе своей миссии, — объяснил Стояновский. — Так как Зигмунт очень упрям. Ребенком был таким. Мне приходилось даже иногда с помощью ремня кое-что втолковывать ему, но мало помогало.
— И еще она сказала, что, если Зигмунт даст ей развод, она все ему оставит, что он ей дарил, тотчас уедет из квартиры и еще приплатит сто тысяч злотых, — припомнила Стояновская.
— Сто тысяч! — Шиманек даже присвистнул.
— Так и сказала: сто тысяч.
— Она такая богатая?
— В последнее время Ирена хорошо зарабатывала. Она ведь служила официанткой в хороших ресторанах. Только думаю, что таких денег у нее не было. Просто так пообещала, решив, что Зигмунт помягчает.
— Видно, кто-то пообещал дать ей такую сумму, — предположил Шиманек.
— Трудно сказать, она как бы мимоходом об этом упомянула. Больше говорила о том, что дальше так жить не может. Даже сказала о самоубийстве.
— А не об убийстве?
Стояновские удивленно переглянулись.
— Вы считаете, что она смогла бы? Ирена смогла бы убить мужа?
— Я ничего не считаю. Просто спрашиваю. Такого рода преступления встречаются.
— Нет, нет, — заговорила Стояновская. — Ирена есть какая она есть, но на преступление она не способна. Да еще на следующий день после разговора с нами. Уходя, она сказала, что очень рассчитывает на нас, надеется, что мы его уговорим. Прощаясь, расцеловалась со мной.
— У вас, пани Стояновская, кажется, была неприятная стычка с Иреной?
— Ах, это было несколько месяцев тому назад. Как-то после полудня я заехала к ним. Сын еще не пришел с работы, Ирена собиралась уходить — я ее застала уже одетой в прихожей. Она сказала, что торопится на работу: подруга просила ее подменить. Смотрю — в кухне ни одной кастрюли на плите. И намека на обед нет. Спрашиваю, что Зигмунт будет есть, когда придет? Она отвечает, что это ее не интересует: она вышла замуж не затем, чтобы обеды готовить. Ответила, возможно, несколько резковато, ну и пошло слово за слово, и закатила мне сцену. С тех пор я туда ни ногой.
— Были ли у вашего сына друзья?
— Когда работал на старой работе, был в приятельских отношениях с несколькими коллегами, но не в очень близких. Зигмунт относился к тем людям, которые больше любят одиночество. После окончания школы, когда уже был студентом, он не очень увлекался гулянками, как все молодые люди в его возрасте, скорее, был домоседом. Удобное кресло, телевизор, интересная книга — вот его любимое времяпрепровождение.
— А вы не назовете фамилии его друзей?
— Некоторых помню. Генрик Ковальский, инженер, Малиновский,
— Они все работали вместе?
— Нет. Адамчик… кажется, в строительном объединении. Это приятель сына еще со студенческих лет. Именно он уговорил Зигмунта поступить на работу в строительное объединение. А до этого сын работал в кооперативе.
— Что это за кооператив?
— «Строитель» — так называется. Находится на Таргувеке. Там Зигмунт и познакомился со своей будущей женой.
— А почему он оттуда ушел? Вам известна причина?
— По-моему, по материальным соображениям. В строительном объединении он стал получать больше, ну и, наверное, новая работа была более престижна и перспективна. В кооперативе он уже достиг всего, что мог. Совсем иное — работа на крупной промышленной стройке.
Там неограниченные возможности, повышение по службе и значительно лучшие условия для роста. А в кооперативе обстановка осложнялась из-за жены. Вы, наверное, уже знаете, что она была там простой работницей. И вдруг вышла замуж за главного технолога. Ситуация не из простых.
— Да, да, понимаю. А после того как сын женился, были у него друзья?
— Почти не было. Так мне кажется. К тому же перед свадьбой Зигмунта мы уехали из квартиры, встречи с сыном и его женой были довольно редки. Иногда они приезжали к нам сюда, в Вёнзовную. Из отдельных слов я поняла, что Ирена не очень стремилась поддерживать отношения с приятелями мужа, ее прежними начальниками. Зигмунт тоже не был расположен принимать у себя в доме приятельниц Ирены и ее родственников.
— Так какая же она, пани Ирена?
— Очень красивая, — принялся объяснять Стояновский, — образования никакого, но полна жизни, от природы неглупа, очень легко приспосабливается к среде. Замужество дало ей возможность занять определенное положение в обществе, принесло материальное благополучие. Все это она очень умело использовала. Когда мы первый раз ее увидели, нам прямо обидно стало за Зигмунта: ни одеться не умела, ни вести себя. А теперь ее нельзя сравнить с той прежней девчонкой с Таргувека. И одевается, и держит себя совсем по-иному. Но, конечно, характер свой переделать она не смогла. Чуть что, и этот ее Таргувек берет верх… Ей еще не было и двадцати, когда она вышла замуж. Зигмунт старше ее почти на пятнадцать лет. Возможно, это и не было бы помехой, если бы они по характеру не были такие разные. Она любит развлечения, танцы, самую современную музыку. Дом и домашняя работа нагоняют на нее тоску. Если бы был ребенок, быть может, он бы их и сблизил, и разница в годах не так бы мешала. Но, увы, детей у них не было.
— Сразу было видно, что они не подходят друг другу, — добавила пани Стояновская.
— Зигмунт всегда был нелюдим, сторонился женщин. Я уж думал, что он никогда не женится, но вот встретил «свой идеал», влюбился. Мне кажется, что и наш сын понравился ей, он был привлекательный мужчина, стройный и роста хорошего. Она не без удовольствия принимала его ухаживания. Думаю, даже и не мечтала о замужестве, но, когда разобралась в его чувствах, использовала это в своих целях, хотя ни она, ни он не были счастливы в этом супружестве.