По исчезающим следам
Шрифт:
Человек не в силах преодолеть притяжение уродства. Безобразность, как и красота — магнит для человеческих взглядов и мыслей. Увидев что-то аномальное, нездоровое, мы не можем отпустить картинку, сами того не ведая силой эмоций вдыхая в нее жизнь. Иначе цирк уродов не был бы таким популярным. Можно отвернуться от просящего милостыню калеки, выставившего на безжалостное обозрение культи ног. Но нельзя его забыть неприглядные обрубки. Девять из десяти человек хотя бы раз обернутся, пять подкинут мелочи, трое что-нибудь скажут, а двоим он явится во сне.
Женщина была старой и уродливой
На старую кожу ломаными линиями ложились шрамы - на шее, груди, спине, вдоль рук и ног. Уродливые шишковатые наросты, сочащиеся гноем и распухающие краснотой. В лицо дохнуло теплым кисловатым запахом. Пахло не молоком и сыром, пахло расползающейся по швам шкурой лгуны. Скоро ей или ему понадобится новая, если оно не хочет умереть. А оно не хочет. Но этот вид заложника без костюмчика долго не живет, час или два, самые сильные и упорные три.
Денис угадал: есть я больше не хотела.
То, что выглядело, как старая больная женщина, захихикало полубезумным кокетливым смехом. Я опустила глаза. Да, уродство притягивает не меньше, чем красота.
Лениво вращаемое чужими руками коромысло остановилось, и мужчина – пленник сделал шаг навстречу. Я была права, раз Мартына не было в камере, он был где-то еще. Здесь.
– Как договаривались, – кивнул целитель, протягивая руку Денису.
Их ладони соприкоснулись и глаза парня налились яркой зеленью, магия пробежалась по руке одного и влилась в синеглазого тюремщика.
Мартын издал тихий хрип и повалился корпусом на деревянное коромысло. Лгуна снова гаденько захихикала. Я подскочила к парню и аккуратно приподняла поникшую голову, и закусила губу, когда собственная боль прострелила руку до локтя. Из правой ноздри целителя текла тонкая струйка крови, но он улыбался.
– Что ты с ним сделал? – закричала я на потирающего ладонь Дениса.
– Тише, – прошептал целитель, опираясь на перекладину, цепь звякнула почти как моя, – Это не он. Это я сам.
– Десять минут, – кивнул синеглазый тюремщик и отступил в серый полумрак основного штрека.
– Хорошо, – проговорил парень, продолжая через силу улыбаться, и пояснил, – Я всего лишь заплатил за наш разговор.
– Раньше магия не роняла тебя на землю, – я присмотрелась к бледному покрытому разводами лицу, слипшиеся волосы падали на лоб грязными сосульками.
– Раньше я не носил этого, – Март указал на железный ошейник, кожа над кольцом была покрасневшей и зудящей. Плохо дело, если он не может вылечить такую малость. – Раньше чтобы срастить перелом, – он выразительно посмотрел на мою руку, и я тут же спрятала ее за спину. – Нужна была чайная ложка силы, теперь же я выплескиваю целый стакан, и большая часть впитывается этим, – он пробежался пальцами по железу. – Чтобы я не делал, ошейник впитывает, даже кислоту.
Раздался мелодичный перезвон. Я задрала голову, под светлым грубым потолком висел маленький медный колокольчик на веревке, которая в данный момент резко подергивалась. Коромысло качнулось, лгуна толкнула рукоять вперед.
– Отойди, – попросил парень. – Если не подадим воду наверх, спуститься охрана, а нам этого совсем не нужно.
Мартын налег на свою часть коромысла и столб закрутился быстрее. Круг на полу никто не расчищал, он давно отполировался ногами пленников вращающих перекладину.
– Я подарила меняющий судьбу артефакт любовнице Простого, – покаялась я.
– Круто, – он показал мне большой палец. – Умудрилась подарить то, что и так принадлежит им по праву сильного. Талантище.
– Пашка здесь, в крайней камере, этажом выше, – снова сказала я.
– Знаю, – парень прошел мимо. – Мне пока нос не ломали.
Перекладина едва слышно поскрипывала. Старая лгуна и молодой целитель ходили по кругу, как заводные игрушки.
– За что с тобой так? – я обвела глазами овальный штрек. – С нами? Мы что-то натворили? Ты разговаривал с Простым?
– Меня пока не удостоили личной аудиенции, – целитель горько рассмеялся. – Я в первые сутки голос сорвал, пытаясь докричаться хоть до кого-то. Награду обещал, угрожал, просил передать слова Хозяина восточнику.
– И?
– Ничего. Либо не передали, либо Простому нет до этого дела, – парень шумно выдохнул, налегая на рукоять, и вдруг серьезно добавил. – Ты должна убраться из цитадели до возвращения демона.
– Спасибо за идею, – я потерла пульсирующий лоб, – сама бы ни в жизнь не догадалась.
– Ты не поняла, – целитель сплюнул на песок вязкую слюну. – Ты должна забыть о нас: обо мне, Пашке, о морали и остальной человеческой шелухе. Использовать любую возможность, понимаешь? Хозяйская девка тебе обязана? Прекрасно вынуди помочь. Обманывай, обещай, ври что угодно, но уйди. Если потребуется, принеси Простому клятву верности. Да, низшие, переспи с ним, с вестником, с джином, со всеми разом за послабление, но исчезни из цитадели, поняла?
– Почему? Чем я отличаюсь от вас? – мне действительно было интересно, что он ответит.
– Тем, что тебя убьют в любом случае. Назло Седому и Легенде зимы, – он покачал головой, горьким выражением лица разом напомнив мне Константина. – Забудь о Юково. Идея самого начала была не ахти, и если б не приказ хозяина заглохла бы как старый москвич нашего препода по артефактам.
– Давно тебя потянуло в герои, да еще и посмертно? – спросила я, парень предпочел не ответить, продолжая налегать на коромысло. – Святые с вами и с вашими идеями. Иногда гадаю, кто из нас сошел с ума. Помнишь, мы говорили о перегибах? Переспать с Простым или еще с кем, самая идиотская мысль, которая тебя посещала. Не дорос еще такие советы давать. Вестник, этот урод, до меня не дотронется. Джина не видела, а Простой… посмотрел бы ты Киу, – я указала на свое лицо и тише добавила. – Все что во мне есть привлекательного сейчас – это боль. Они пьют ее глотками, и вряд ли захотят останавливаться. Никто не откажется от бутылки щекочущего небо шампанского.