По Китайско-восточной дороге
Шрифт:
До октября 1924 года, когда по договору с китайским правительством К.-В. ж. д. перешла в совместное управление Китая и СССР, на железной дороге сначала полновластна распоряжался генерал Хорват, называвший себя «правителем державы российской». У Хорвата были министры, которые называли себя российским правительством и издавали законы для несуществующей Российской «империи», были губернаторы, управлявшие несуществующими губерниями, был генеральный штаб несуществующей армии.
На дороге в то время безраздельно командовал «правитель державы российской» Хорват. Он отдавал по ней приказы, раздавал назначения и награды и вместе с своим «министерством» и «штабом» раз'езжал в вагоне по всей дороге.
— Ну, и времена были! — рассказывал мне один железнодорожный машинист в Харбине. — Начальство ездило целыми поездами на рыбную ловлю или на охоту на фазанов. Не раз я получал наряды вести такие поезда. Назывались они «поездами особого назначения». Ведешь паровоз, а сзади три-четыре мягких вагона и вагон для воинской охраны. Веселые это были поезда! В вагонах — гульба, разливанное море, песни, стрельба из окон. Вдруг сигнал с поезда — остановка среди чистого поля. Начальству приглянулось место для охоты. Начальник поезда прицепляется проводом полевого телефона к телеграфному проводу и телефонирует по станциям об остановке в пути, приказывая остановить движение поездов впредь до особого распоряжения. Движение останавливается, а начальство рассыпается с ружьями и собаками по тайге на глухарей и на фазанов. А то поставят тоню на озере, ночью на кострах уху варят, хлопают пробки, звенят стаканы. И этак дня два-три. Весело жили! А нам, случалось, по нескольку месяцев не платили жалованья. В кассе управления железной дороги не было ни гроша. Нашему брату, рядовому железнодорожнику, приходилось круто, особенно деповским рабочим: тем совсем не платили.
— Неужели не было протестов, забастовок?
— Запротестуешь! — усмехнулся машинист. — Хорват об'явил на дороге, что всякое требование скопом будет караться по законам военного времени. Дорога была об'явлена на военном положении. Действовал полевой суд. Вешали нашего брата почем зря. Зато поощрялось молочное хозяйство..
— Молочное хозяйство? — удивился я.
— Ну да. Сам генерал Хорват завел за счет железной дороги молочное хозяйство. Железнодорожное начальство снабжалось породистыми коровами. О высшем начальстве и говорить нечего: оно обзавелось фермами. Из-за границы через Шанхай выписали даже сепараторы. Молочные продукты из генеральских ферм доставлялись по железной дороге в Харбин по пониженному тарифу. С легкой руки начальства на молочное хозяйство пошла мода — даже начальники станций обзавелись сепараторами. Благо за все платила железная дорога.
Царствование Хорвата на территории К.-В. ж. д. окончилось полным разорением железнодорожного хозяйства.
Дорога пришла в упадок, запуталась в долгах. На смену молочному генералу, пришел банковый делец — Остроумов.
— При Хорвате охотились и разводили удойных коров, а при Остроумове плясали, — рассказывал машинист. — Остроумов любил веселую жизнь — курорты, музыку, шик. При нем по К.-В. ж. д. ходили поезда с вагонами, в которых были устроены концертные залы, рестораны, ванные. Начальство забросило молочные фермы и занялось курортным хозяйством. По К.-В. ж. д. устраивали курорты, расчищали парки, строили курзалы, везде играла музыка, выписывали оркестры из Шанхая и Японии. Вся дорога плясала. Сначала и нам, маленьким людям, сделалось как будто полегче начали аккуратно платить жалованье. Потом сразу — крах. От затей Остроумова, который распоряжался кассой управления К.-В. ж. д., как собственным кошельком, дорога окончательно разорилась. Остроумовский шик и блеск лопнул, как мыльный пузырь. Даже друзья Остроумова, китайские власти, всполошились и снарядили следствие. Сам Чжан-Цзо-лин заинтересовался делом. Открылось, что за шиком и блеском скрывались хищения. Остроумов и окружавшая его шайка дельцов обогащались за счет К.-В. ж. д. и расхищали ее казну. Китайский суд посадил Остроумова с компанией в тюрьму{3}.
Неподалеку от Николаевского кафедрального собора, где возносятся молитвы за нашу гибель, над зданием консульства развевается красный флаг, вызывая бессильную злобу белого Харбина. Такой же флаг пылает над управлением К.-В. ж. д. Третий флаг дразнит бывших людей с вышки нашего торгпредства в Харбине.
В этой европейской части Харбина расположен ряд советских учреждений: отделение Дальбанка, Дальторга редакция харбинской газеты «Молва», которая чуть ли не каждый день подвергалась нашествию китайской полиции На этих чистеньких мощеных улицах, напоминающих улицы тихого российского губернского города, живет несколько тысяч «супостатов» — советских служащих, железнодорожников с их семьями, — есть советская и железнодорожная школы, есть профсоюзы, есть партийная, комсомольская и пионерская организации.
Но здесь же рядом, в этой же части города, живет и белогвардейский сброд. Так как К.-В. ж. д. находится в совместном управлении с Китаем, то многим белогвардейцам удалось устроиться на железной дороге, главным образом в охране. Часть белогвардейцев служит в мукденской армии и в китайской тайной полиции, другие промышляют комиссионерством, торговлей, содержат кабачки, тайные опиекурильни, занимаются мелким мошенничеством и нищенством. Вся эта накипь злобствует на советских железнодорожников, всячески пакостит провокациями и доносами, составляет фальшивки, раскрывает вымышленные советские «заговоры» в Харбине и несказанно радуется всяким осложнениям между китайской и советской железнодорожной администрацией.
Еще в конце прошлого года между бывшими людьми в Харбине разнесся радостный слух. В русском ресторане-кабаке, под завывание «русского» хора из бывших людей, щеголь-офицер в капитанских погонах, слегка подвыпивший, говорил за столом, блестя наглыми на выкате глазами, своему собеседнику, помятой личности в котелке, которого он называл бароном.
— На-днях{4} им крышка. Китайцы вышибут их из управления. Имею самые достоверные сведения. Говорил сам… — он перегнулся к собеседнику и тихо произнес какое-то имя. от которого помятая личность просветлела.
— Вы сами слыхали? — недоверчиво переспросил «барон». — Неужели сам дюбань? Ясно. Но…
Наглые глаза офицера в капитанских погонах побежали но сторонам. Он осмотрелся кругом, задержался на мне, нахмурился и заговорил намеренно громко, глядя мне в лицо:
— Через несколько дней вся эта большевистская рвань полетит. Капут их ячейкам и профсоюзам. А там увидим. Заварится каша.
«Барон» сощурился на меня и расхохотался. Несколько пар глаз из-за соседних столиков впились в меня. Грузный военный с красным обвисшим лицом матерого держиморды приподнялся с места. Назревал скандал. Я поднялся и вышел. Советскому человеку вообще не подобает ходить в эти «истинно-русские» кабаки, но меня завлек туда интерес к быту белого Харбина.
Итак, задолго до захвата К.-В. ж. д. слухи о том, что это произойдет «на-днях», уже распространялись самими китайскими властями. Много времени спустя после этого случая в «русском» кабаке, генерал Чан-Кай-ши в Нанкине говорил о неизбежном захвате К.-В. ж. д., и только через месяц после речи Чан-Кай-ши захват был осуществлен. Таким образом, захват готовился давно. Офицер лишь поторопился со сроком, сказав, что это произойдет «на-днях».
Впрочем, вскоре действительно началось первое наступление китайских захватчиков на К.-В. ж. д. Через неделю после пережитых мною неприятных минут в кабачке китайская полиция произвела налет на профсоюзную организацию железнодорожников и на школу.
В сырой, промозглый вечер, в кольце полицейских, вели два десятка школьников. Они имели смелость явиться как раз в день налета на школу в пионерских галстуках. Одетые в китайскую полицейскую форму, русские хулиганы ругали их крепкой русской бранью, толкали их кулаками в спины, размахивали над ними резиновыми дубинками.
— Уж там вам покажут, большевистское отродье!
Огромный верзила с налитым кровью лицом поднял за шиворот маленького школьника-пионера, который все время отставал — детей гнали бегом, — встряхнул его и швырнул на мостовую: