По колено в крови. Откровения эсэсовца

Фляйшман Гюнтер

Когда мы уже были севернее Вервье, герр генерал, высунувшись из люка, объявил:

— Пусть 10,2-см отправляются на координаты 2300, «тигры III» — на 1400, пехотинцы — на 1700, а «Ю-88» бросить — на координаты 2000!

Я передал по батареям распоряжение Роммеля, сообщив нужные координаты. Когда все доложили о готовности, он велел мне передать еще один приказ:

— Открыть огонь! Огонь по усмотрению командиров!

И переданный мною приказ возвестил о начале артиллерийского обстрела Вервье. 177-я пехотная рота окопалась западнее города, и замысел герра генерала сводился к тому, чтобы вынудить бельгийцев и французов переместиться как раз на координаты 2100 и 2200 и повернуться тылом к реке Спасье. Герр генерал изучал город в бинокль, однако

ожидаемой реакции бельгийцев и французов так и не последовало.

— Черт бы их всех побрал! — рявкнул генерал. — Нет у меня времени на все эти пируэты!

Секунду спустя генерал, шевеля губами, принялся чертить в воздухе цифры — подсчитывал в уме наличие боеприпасов и горючего. А потом крикнул мне:

— Пусть пришлют «Ю-87»!

Я тут же связался с люфтваффе, и мне сообщили, что все до одного пикирующие бомбардировщики «Ю-87» задействованы в небе Льежа. Было видно, что герру генералу эта новость пришлась не по вкусу, хотя вида он не подал. Обреченно улыбнувшись, он покачал головой.

— Ладно, рядовой Фляйшман, тогда прибегнем к старому испытанному способу, — произнес Роммель.

Герр генерал отдал приказ пехотинцам СС и вермахта атаковать город. Крендл так пнул меня локтем в бок, что я уже думал, он мне ребра переломает.

— Значит, и нам тоже нужно отправляться к ним? — спросил он.

Крендл в себя не мог прийти от радости, что тоже участвует в войне. Я в ответ лишь пожал плечами.

— Спроси его! Спроси! — принялся нашептывать мне Крендл.

Я рассудил так: если герр генерал надумал бы послать нас к пехотинцам, он бы так и сказал. Крендл, сняв с плеча винтовку, сунул в нее обойму. Герр генерал заметил это, и, сердито поджав губы, покачал головой. — Даже и не думайте!

Я стал передавать Роммелю донесения от командующих подразделениями пехоты. Надо сказать, сведения обнадеживали. Подразделениям СС удалось подавить неприятельскую артиллерию и обратить французов в бегство к участкам с координатами 2100 и 2200. 177-я пехотная рота отрезала путь врагу к отступлению на участке южнее, а 7-я танковая дивизия выдвинула танки «тигр III» на участки с координатами 1500 и 1800. Полтора часа спустя бельгийцы и французы, побросав каски и оружие на берегу Спасье, отошли. А тут, к великой радости герра генерала, прибыла колонна войскового подвоза. Так Роммель сумел на пределе резервов горючего и боеприпасов овладеть Вервье.

Я был рядом с герром генералом, когда бензовозы стали заправлять машины, а служба боепитания — набивать танки снарядами. Вервье выглядел, как и подобает выглядеть зоне боевых действий. Над городом поднимался дым пожарищ, а из развалин конвоиры СС выводили плененных французов и бельгийцев. Напомнил о себе мой «Петрике». Сообщали, что в городе обнаружено довольно-таки странное артиллерийское орудие. И на пушке, и на ящике с боеприпасами, дескать, надписи на английском. Поэтому офицеру вермахта срочно занадобился переводчик. Герр генерал приказал Крендлу доставить меня к орудию.

Орудие представляло собой «Ховитцер» калибра 105 мм, произведенный на заводах Браунинга в Лондоне. Оно стреляло снарядами весом 5,4 кг, и англичане окрестили его «двенадцатифунтовиком». Я по «Петриксу» рассказал обо всем этом герру генералу, а он распорядился связаться с ОКХ в Берлине. ОКХ весьма заинтересовалось находкой, велев мне провести обмеры казенной части, ствола, колес и так далее. Британский орудийный расчет явно не желал говорить со мной, однако стоило бойцам 177-й пехотной роты пригрозить оружием, как те стали словоохотливее. Британский сержант-артиллерист сразу стал обращаться ко мне «сэр» и выложил все касательно скорострельности, дальнобойности и других характеристик орудия. Прибыл наш «Опель Блиц», к нему прицепили доставшуюся нам пушечку, однако у нашего буксира не хватило силенок тащить эту громадину. Британцы не без злорадства наблюдали эту картину, но никто из них не проронил ни слова. Пришлось вызывать полугусеничный тягач, тот без труда поволок трофей в наш тыл. Офицер вермахта через меня

стал задавать англичанам вопросы. Сколько всего британских солдат в Бельгии? Сколько и каких единиц оружия у них? Сколько артиллерийских орудий? Как осуществляется войсковой подвоз? Где располагаются армейские склады? Где главные базы снабжения? Либо англичане на самом деле не знали этого, либо не горели желанием выкладывать все вражескому офицеру. Артиллерист попросил меня передать сержанту стать на колени. Тот, выслушав меня, удивился, но приказ выполнил, вопросительно глядя на офицера вермахта, который попросил меня повторить вопросы. Британский сержант вновь принялся нас убеждать, что понятия не имеет ни о чем таком. Откуда ему знать число артиллерийских орудий, дескать, он всего лишь сержант, а не офицер-штабист. Разве что он сам видел, как через Ла-Манш переправили штук 10, может быть, 20 вот таких 105-мм орудий. И добавил, что, скорее всего, они сейчас во Франции, а в Бельгию решено было отправить лишь малочисленный экспедиционный корпус. Тогда офицер вермахта вытащил из кобуры пистолет и сказал:

— Скажи ему, что он лжет.

Я перевел слова офицера. Помню, что Крендл очень нервозно воспринял эту картину. Бойцы 177-й роты один за другим стали отходить подальше, чтобы не присутствовать при этой досадной сцене. После того как британец повторил, что на самом деле ничего больше сказать не может, наш офицер-артиллерист спрятал пистолет в кобуру и бросил остававшимся солдатам 177-й роты:

— Уведите его отсюда!

Крендл оседлал мотоцикл, я уселся в коляску, и какое-то время мы оба молчали. Не рискну утверждать, что подумал Крендл, но лично я жутко боялся, что наш артиллерист возьмет да прикончит этого несчастного британца. Тут я понял, что, дав нам в руки оружие, армия наделила нас и правом применять его на свое усмотрение. Разве мог кто-нибудь помешать нам воспользоваться этим правом?

Такое на войне — дело обычное. Мне уже приходилось видеть раненых, да и убитых тоже, хотя издали.

Но я не был готов к тому, чтобы на моих глазах пристрелили бы пленного англичанина. И испытал огромное облегчение, что этого не произошло. В конце концов Крендл спросил у меня:

— Что это там приключилось с этим пленным?

— Ничего особенного, — стал отнекиваться я, не желая распространяться на эту тему.

Тронувшись с места, Крендл не стал возвращаться в колонну Роммеля. Оказывается, моему водителю приспичило проехаться по только что захваченному Вервье. Я ни слова не сказал — мне, как и Крендлу, страшно хотелось поглазеть на войну. На горящие здания, на вывороченный камень мостовых, на то, как вермахт опустошает брошенные магазины и дома. На углу мы заметили два лежащих трупа. Крендл решил подъехать и посмотреть на них.

Мы долго смотрели на двоих погибших бельгийцев. Один, раскинув руки, лежал на животе, другой навзничь в распахнутой шинели, прижав руку к груди. Вокруг все горело. Повсюду шатались солдаты вермахта, успев где-то здорово заложить за воротник, причем явно на дармовщинку, и во весь голос обсуждая, кто что успел стащить. Проезжали военные грузовики и легковушки, в принципе все здесь выглядело не так уж и необычно, разве что на углу валялись двое погибших бельгийцев. Мы с Крендлом посмотрели друг на друга, но тут же словно по команде отвели взоры. Что мы могли сказать друг другу? Может, благословить усопших? Предать их тела земле? Прикрыть их хотя бы? Перенести тела куда-нибудь отсюда? Мы на самом деле довольно долго глазели на них. Пока позади не раздался голос солдата вермахта.

— Это еще ничего, — заверил он нас. — В трех улицах отсюда их целая куча. Правда, зрелище не для слабонервных — кое у кого и кишки выпущены. Сходите да поглядите сами.

В забинтованных пальцах солдат сжимал сигарету. Боец был без каски и даже без пилотки. Взгляд, полный сарказма.

— А что у тебя с рукой? — поинтересовался Крендл. Мы оба уже собрались услышать рассказ, как и чем его

ранило.

— Это?

Солдат благоговейно, точно священную реликвию, поднял вверх руку.