По краю каменного сердца
Шрифт:
– Короче, я к себе. Вы тут развлекайтесь, а я дальше спать.
– Что, не хочешь посидеть в компании двух красивых девушек?
– Спать я хочу больше. Всё, не обижай Кашу, я попёр.
Лениво поднявшись с дивана, Дин потянулся и направился напрямую к выходу, сопровождаемый растерянным взглядом своей сестры, которая только что поняла, в какую ловушку себя загнала. Брат натурально кинул её на растерзание Муни, которая уже мысленно приготовилась к многочасовым посиделкам. Это сильно беспокоило Кашиваги, ибо прежде она мало общалась со сверстницами, а если и общалась, то только в контексте работы по поимке Когтей. Как такового опыта в обычном общении у неё было мало, а потому она совсем не представляла, что ей можно было обсудить с человеком, которого она видела впервые. Однако Муни было не впервой тянуть на себе инициативу в общении с замкнутыми одиночками, ведь если она смогла вывести Дина на хорошие отношения, то и с его сестрой точно проблем не возникнет. Так она считала.
Оказавшись в своей квартире, Иватани почти сразу свалился к себе в кровать, вновь берясь за телефон. Сообщений от кого-либо так и не поступило. Ни Атсумэ, ни Элфи, ни Каэдэ не соизволили написать что-либо. И если на счёт первых двух Дин беспокоился только из-за их физического состояния, то вот на счёт Каи опасения были куда более глубокие. Смотря на открытую переписку с Мори, Иватани всё глубже лез в пучину раздумий насчёт того, насколько целесообразным было то, чем он занимался. Вспоминая всё прожитое, Дин мог с уверенностью сказать, что связываться с Каей было огромным риском, если не ошибкой вовсе. Мало того, что он ставил её в опасное положение, в чём он убедился из-за слов следователя СЕК’а, который пообещал убить всю семью Мори, так ещё и сам факт его деятельности не лучшим образом сказывался на ментальном здоровье девушки, которая в силу своего характера так или иначе пропускала всё через себя, волнуясь из раза в раз всё больше. Так и сейчас. Трудно сказать, что конкретно чувствовала Мори, однако с уверенностью можно было утверждать – мысли у неё явно не положительного характера. В тот момент в голове Дина родилась отвратительная для него самого мысль, осознав которую, он невольно поморщился. На секунду он задумался над возможным разрывом отношений с Мори. Однако такая реакция была более чем закономерной. Нежность и любовь, которую он получал от своей подруги, нельзя было просто так спускать со счетов. Это было для него важным, а потому и столь каверзная мысль не могла остаться без резко негативной реакции. С другой стороны, он понимал, что больше не хочет ей врать. Не хочет снова скрываться от человека, который доверяет ему как себе. Сам факт того, что его рано или поздно вновь вернут в дело по поимке Когтей, являлся чревато очередными скандалами и ссорами, а потому расставание всё ещё имело под собой более чем основательный повод. Но это было мерзко. Дин просто не мог представить, чтобы он своим ртом предложил Мори расстаться. У него бы не хватило сил смотреть в её глаза, в которых, скорее всего, рассыпется её маленький мир. Оставалось лишь прикусить губу и терпеть, надеясь, что удастся хоть как-то выпутаться из этой ситуации, при этом не задев Каэдэ.
Полный этими мыслями Дин вскоре уснул, отчего после большую часть ночи его мучили плохие сны, в которых он проживал некоторые эпизоды своей жизни. Он чувствовал, как ему плохо, однако совершенно не мог проснуться, с ужасом наблюдая за всем тем, что творилось внутри его головы. Смерть матери, пьющий несколько месяцев отец, первые убийства, инцидент в поезде, встреча с Юудаем, бесконечные ранения. Всё это смешивалось в один единый коктейль, что заставлял парня ворочаться во сне и сдавленно стонать. Проснуться ему удалось лишь с чужой помощью – его разбудила пришедшая домой Кашиваги, что с порога услышала стоны брата и поспешила привести его в чувство.
– Дин. Дин, – звала она, аккуратно поглаживая брата по голове. – Эй, всё хорошо?
Окончательно проснувшись, Иватани немного раскрыл глаза, замечая лишь размытые очертания Каги, что еле были видны в почти полной темноте. Придвинувшись ближе к ней, он взялся за край её кофты своей уцелевшей рукой и притянул к себе.
– Не уходи, пожалуйста, – шептал он, вновь закрывая глаза.
– Мне полежать с тобой?
Коротко кивнув, Иватани немного расслабился, ибо дрожь наконец слегка ослабла. Успокаивающий голос родной сестры заставлял его чувствовать себя в безопасности. Прямо как и в детстве. Что бы ни произошло – стоило просто рассказать об этом сестре, и всё сразу становилось мелкой проблемой. Каждый раз, идя к Кашиваги с плохими новостями, Дин точно знал, что она пригреет его в объятиях, скажет, что она побудет с ним столько, сколько он захочет, и будет просто мирно сидеть с ним в обнимку, ожидая, пока младший брат успокоится. Это работало в детстве, это работает и сейчас, восемь лет спустя. Спустившись ниже, Кашиваги легла рядом с Дином, накрывая себя и его одеялом, а после прижимая голову одноглазого к своей груди, продолжая нежно поглаживать того по волосам.
– Всё хорошо. Я снова рядом. Я больше никуда не денусь. Засыпай, Дин.
И вновь тот же родной запах. И вновь то же умиротворяющее тепло рук. Иватани стал засыпать обратно почти сразу, предварительно прижавшись к сестре как можно ближе. Всё снова было на своих местах. Больше нечего было бояться.
– Дин… – вновь прошептала Кашиваги, спустя несколько минут абсолютного затишья, в котором был слышен лишь стук её сердца. – Давай завтра поедем к папе. Думаю, я готова рассказать ему обо всём.
Но до завтра ещё было много времени. Много, но всё ещё недостаточно, чтобы Дин мог сполна насладиться тем, чего лишился на долгие восемь лет.
– Я люблю тебя, – единственное, что ответил одноглазый, прежде чем окончательно погрузиться в сон.
Кашиваги широко раскрыла свои чёрные глаза, словно не веря в то, что только что услышала. Она не могла вспомнить, когда последний раз слышала эти слова. Не могла сейчас полностью осознать то, насколько они были для неё важны. Но это было временно. Нужно было просто привыкнуть. Привыкнуть, забыв всё то, через что пришлось пройти, чтобы снова услышать это.
– И я тебя люблю, – сказала она, начиная медленно засыпать в обнимку с самым дорогим ей человеком.
Ничто не стоило так дорого, как это.