По краю Вечности
Шрифт:
— Смотри. Этого ты никогда не видел. И мне казалось, ты давно понял. Да, я говорила, что стесняюсь ожогов от пламени мрака… но их нет. И никогда не было.
Последние тайны — миру, в Вечности они уже не будут иметь цены.
— Ты… — Джаль обхватил мои запястья, всматриваясь то в левую ладонь, то в правую.
— …человек без судьбы, да, — я вдруг ощутила себя… пустой. Обнаженной. Беззащитной. — Я хотела рассказать… Но о таком не говорят. Не всем. Лишь тому… кому потом передаешь жизнь. И дар, — я отвернулась и сипло добавила: — Только так, Джаль.
— Чистые руки… —
Прежде по моей левой ладони расплывалось черной кляксой пятно паутины темного, а на правой линии сворачивались узлом искателя. А теперь… Инициировав Эри, я передала ей свою жизнь, оставшись с тем, с чем когда-то родилась, — с пустотой. И живущая, и никогда не жившая. И так — жизнь за жизнью, воплощение за воплощением, как и предрекала схаали, — с силой тьмы и без судьбы.
— Зачем, Рейсан?
— Затем.
— Знаешь, меня всегда раздражала твоя дурацкая привычка отвечать на вопрос, ничего не говоря!
Я нахмурилась, пытаясь вывернуться из его хватки:
— Научись спрашивать — получишь нужные ответы.
— Ты… заплатила? Поэтому руки чистые?
— Да. Вернула долг. Когда-то мне дал вторую жизнь… тот, кого я называла отцом. Кто растил меня до братства. Он тоже был человеком без судьбы. Когда его время вышло, он помог мне. И умер в тот же день, едва успев отправить весточку Хлоссу, — я говорила без эмоций, негромко. — Я родилась с недоступной силой мрака. Он подарил мне путь искателя и дал возможность работать с тьмой. Но долго такие, как я, не живут. Только ради некой важной цели. Или пары великих дел.
Я запнулась на мгновение, вспоминая.
— Я ведь стала самым молодым в истории искателем Старшего поколения, помнишь? За моими плечами — и легендарные Сны, и три древних города эпохи Первой с важнейшими артефактами, и тайники темных, полные знаний, важных для братства… И Небесный храм — и реликты долины… Долина, да и Небесный храм, — это указатель, Джаль. Мое время вышло. Вышло, — и тихо попросила: — Отпусти. Мне пора.
— А повторно… разве нельзя? — от того, как Джаль на меня смотрел, хотелось заплакать. Обнять его и зарыдать в знакомое плечо. Но такой роскоши я себе позволить не могла.
— А смысл? — я пожала плечами. — Опять жизнь — только ради цели, и очень недолгая. И я опять буду должна. С меня хватит.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что говорю.
— Рейсан… — он едва заметно поморщился.
— Джаль, не бери пример со своего племянника и перестать задавать глупые вопросы. И тебе ли не понимать, что, покуда мы живы, наша жизнь принадлежит не только Вечности, но и нам самим? И можем выбирать, как ею распоряжаться. И я выбрала. И вернула долг. И помогла хорошему человеку. И не жалею об этом. И не хочу повторения. Я только и делаю, что хожу по краю Вечности. И не хочу снова жить такой жизнью, Джаль. Не хочу. Что еще непонятного?
И тут он вдруг спросил о том, о чем я сама спрашивала много раз, — у мира, у Великой, у Вечности, у приемного отца, у Хлосса, у себя… и даже у Девятого.
— Почему ты? Почему, свет всё побери, именно ты? Почему всё это — и тьма, и проклятье судьбы — на тебя одну?..
…и не находила ответа.
— Я не знаю! — слезы все же потекли. — Не знаю…
Джаль молча обнял. Крепко прижал к себе, и я зарыдала. Не знаю… По палатке гуляло ледяное дыхание Вечности, а я привычно цеплялась за знакомые плечи и никак не могла успокоиться. Не знаю и никогда не пойму… Разница между горячим телом Джаля и скользким холодом долины была такой острой, что меня затрясло. И от страха тоже. Не хочу… А ведь почти собралась, и если бы не…
— Одна не пойдешь, — сказал он тихо.
У меня разом высохли все недовыплаканные слезы.
— Но…
— Одну не отпущу.
Сколько раз он так говорил — и сколько раз я была счастлива слышать эти слова… Но не теперь.
— Но Эраш… — попыталась надавить на больное. Нельзя же…
— Он дома, — напомнил Джаль выразительно. — За ним присмотрят. Я видел Хлосса, не забывай. Он Эрашу спуску не даст, и я за племянника спокоен. Идем?
Проклятье…
— Но… — а других слов не нашлось. Даже тех, которые ни о чем не говорят.
— Идем, — и негромко добавил: — У меня тоже… время. Идем, — и потянул меня за руку к выходу из палатки.
«Нет, обратно», — шепнуло во мне… что-то, и я замерла. И повторила:
— Нет, обратно… — и тряхнула головой. Внутренний взор заволокло тьмой. — Обратно? — и снова тряхнула головой, и услышала:
— Рейсан, ты что делаешь?
Что я делаю? А что я делаю? Я протерла глаза и быстро осмотрелась. От светляка, зависшего над плечом Джаля, от врывающегося в палатку ветра по стенам запрыгали тени. Запрыгали… одна в другую. Сплетаясь, сливаясь, утолщаясь. Обретая форму. И форму очень… знакомую. От волнения я забыла о слезах, страхах и пронзительном холоде. Именно таким я его и видела… На Забытых островах. В башне Девятого. Девятого.
…и на балконе под широкой крышей видна высокая, величественная фигура Девятого. И бродяга-ветер треплет длинные полы черного плаща, взъерошивает непокрытые темные волосы и беседует со…
— Не туда, — черты его лица терялись в тени, но из глаз, как у Эраша, сочился живой мрак. — Там западня. Для меня. Уйдем иначе.
Я сглотнула. Тьма… Откуда же… Девятый!.. Где он был все это время?..
— С тобой, — он провел ребром ладони по стене, и из рваной щели дохнуло знакомой сыростью. — Рядом. Всегда. С первого сезона жизни, — и щель под напором его рук разошлась, распахнула… двери. — Ты не помнишь. Чуть не умерла, рождаясь. Чуть саму себя тьмой не убила. Матери мало было, а рядом никого. Но появился я и дал нужное. А теперь в путь.
И обернулся, сухо повторив:
— В путь. Ты же хотела уйти сама?
Я… отмерла. Оглянулась на Джаля, но тот стоял, словно замороченный, лишь в широко открытых серебристых глазах мерцали темные искры.
— Восьмая, — пояснил Девятый. — Пытается забрать тело. Но не та сила в парне — не ее светлые сумерки. Не срослись, как мы с тобой — тело не принимает. Не бросишь? — и очень знакомо, почти по-человечески хмыкнул: — Люди. Всегда вместе. Два крыла.
На глаза опять навернулись слезы. Да. Два крыла… были.