По лезвию катаны
Шрифт:
«Куда же они крадутся? А ведь именно крадутся, никаких сомнений, — недоумевал Артем. — И почему в фольклорных одеждах? Или в китайской глуши все ходят в народной униформе?» Одежды этих субчиков, насколько сумел разглядеть Артем, отдаленно смахивали на прикиды, в которых по штатовским блокбастерам разгуливали японские самураи. Правда, именно что отдаленно — как кафтаны певцов в опере «Иван Сусанин» лишь отдаленно напоминают реальные крестьянские одежды того времени.
А еще за спинами этих партизан Артем приметил ножны, из которых торчали рукояти, оканчивающиеся небольшой круглой гардой. Судя по очертаниям ножен, в них покоились слегка изогнутые мечи. Здорово смахивают на японские, а? На те, какими машут в кино всякие там Умы Турман, да и вообще все
«Китай, дикий горный Китай, дикие малоимущие люди, у которых на огнестрельное оружие не хватает юаней и они ходят с дедовскими шпажонками» — вот о чем вдруг подумал Артем. Он не сомневался, что по-прежнему находится в Китае, только вот одно непонятно — каким манером его из славного города Шанхай перенесло в горы. Вполне возможно, в конце концов отыщется объяснение, напрочь лишенное всяческой мистики и фантастики. Например, такое: то, что сознание Артема восприняло как связную, неразрывную цепь событий, на самом деле имело разрыв. Падение — забытье — горы. Между падением и горами, то есть в состоянии забытья, с Артемом могли учудить что угодно. Например, проклятый клоун наказал своим подельникам везти разбившегося акробата не в больницу, а в горы, там оттащить подальше, завалить снежком и бросить на подыхание… Стоп, стоп, приятель! Если я все же разбился, то где следы падения? Ладно уж, не переломанные кости, но хотя бы завалящий синячок? Нету. Значит, версия не годится. Надо придумывать новую.
За всеми перипетиями последнего часа Артем начисто забыл о холоде и голоде. Не иначе, в кровушку произошел мощный впрыск адреналина, который намертво заглушил все дискомфортные ощущения. Оно, конечно, весьма кстати, да вот только как бы в скором времени не аукнулось болячками да хворями…
Опа! От неожиданности Артем присел, на корточках перебежал под прикрытие ближайшего ствола и за ним залег. Вот оно как! Его фольклорные друзья, оказывается, устроили привал, сгрудились в кучу, о чем-то шушукаются. Хорошо, что смотрели не в его сторону, а прямо в противоположную, иначе могли бы и заметить. «А ведь определенно сабельки смахивают на японские. Ну, мечи, мечи, — сам себя поправил Артем. — Дело-то не в терминологии, а в…»
«Стоп, стоп! А это у нас что такое? Никак дым? Ну да, дым! Над деревьями поднимается тонкой струйкой дым. Так, так… Судя по протяженному просвету, впереди находится что-то вроде распадка. И там обосновались люди, потому что дым — это не что иное, как жилье или стоянка людей. Вах, вот что будет совсем некстати, если сейчас вдруг возьмет и подаст голос желудок, не вовремя разурчится, как давеча урчал. Пожалуй, могут услышать». Хоть Артема и отважную пятерку разделяет метров двадцать-тридцать, но уж очень тихо в лесу. Как верно поется в знаменитой песне: «Тихо в лесу, только не спит Алсу…»
Опа! Ребята явно задумали обходной маневр. Двое шмыгнули в одну сторону, двое в другую, один остался на месте, ни дать ни взять центральный нападающий. Этот форвард приник к земле, замер в позе низкого старта. Небось, в энтой самой позе и станет дожидаться, образно выражаясь, ба-баханья фольклорного стартового пистолета.
Вроде бы кое-что начинает проясняться. Итак, подводим промежуточные итоги, отгоняя мыслями холод (который — вот что значит полная неподвижность — снова напоминает о себе, наплевав на все адреналиновые допинги). Итак, группа лесного захвата, фольклорный спецназ или как там его зовут, пришел на место проведения акции, каковая — есть такое мнение — заключается во внезапном выскакивании из кустов с лихим выдергиванием шашек из ножен и в последующем удалом наскоке на врага. Ну, а какова будет наша роль? Зрительская наша роль, какая же еще. Поскольку кто прав, кто виноват, нам неведомо, то и дело наше сторона. Будем издали созерцать, а дальше поглядим по обстановке. Как не нами было подмечено, нечего соваться в чужой монастырь со своим уставом. Тем более когда неизвестно, за каких богов болеет тот монастырь и в каких краях-мирах, собственно говоря, находится. Наше дело маленькое и сугубо личное: шкуру свою сберечь, а равно потроха и прочий ливер, под ней находящиеся, согреть, обуть ее, эту шкуру, и накормить.
Сигналом к атаке послужил короткий резкий свист, донесшийся откуда-то слева. «Центрфорвард», чьей спиной Артем уже вдоволь успел налюбоваться, сорвался с места, что твой спринтер, ломанул вперед под горку и моментом скрылся из виду.
Теперь опасаться было вроде бы нечего, и Артем тоже покинул свое убежище и тоже бегом. Одолел расстояние до места, где еще несколько секунд назад прятался партизан-«центрфорвард». Ба, да тут, оказывается, мы имеем преотличный наблюдательный пункт, отсюда много чего можно увидеть.
Сейчас Артем видел внизу небольшую долину, по центру которой протекал извилистый и узкий горный ручей. На поляне между ручьем и лесом стояли хижины, числом — Артем не поленился пересчитать — восемь. Хижины были сооружены из прутьев и натянутых между ними шкур и напоминали индейские вигвамы. Лесная деревня была обитаема. Возле хижин возились дети, вон какая-то женщина пронесла охапку хвороста, бросила возле костра, на котором что-то варилось в котле, еще одна женщина стирала в ручье, вон мужичок сидит на поваленном дереве спиной к Артему и, похоже, что-то мастерит. С такого расстояния Артем, разумеется, лиц разглядеть не мог. Между прочим, и женщин от мужчин отличить было непросто — и те, и другие в одинаковых серых штанах, в одинаковых куртках мехом наружу. Женщин отличать приходилось по длинным волосам и пластике движений. А детей от взрослых — по росту, конечно же.
Зато преотлично виден был Артему «центрфорвард»: вон он сбегает по склону, петляя между деревьев, вот достигает дна долины, выскакивает на открытое пространство, бежит по траве, бежит по камням, перепрыгивает ручей. Вот он выдергивает из заплечных ножен меч и издает боевой клич.
Клич подхватили остальные четверо, с разных сторон вырвавшиеся — и довольно слаженно, следует признать — из леса и не притормаживая рванувшие к хижинам. Получилось кольцо, из которого — как Артему виделся замысел боевой пятерки — никто не должен выскользнуть. Тонкие изогнутые мечи грозно блестели в их руках. А один из героев бравой пятерки в левой руке сжимал еще и кинжал.
Нападающие не стали тратить время на призывы вроде «Стоять! Все на землю, сопротивление бесполезно! Работает китайский ОМОН!». Нападающие сразу стали нападать.
Один из них подскочил к ближайшей хижине, двумя взмахами меча крест-накрест разрубил натянутую между шестов шкуру и запрыгнул внутрь.
Другой саблист-мечевик увернулся от брошенного в него котла и тут же заплясал на месте, заполошно тряся рукой — это его достал брызнувший из котла кипяток. Но едва шок прошел, он снова кинулся на обидчика… вернее, на обидчицу. А женщина вовсе и не намеревалась спасаться бегством. Она выдернула из костра две дымящиеся головни и, вертя ими чертовски ловко (уж Артем в этом знал толк, он даже успел подумать: «Немного поработать, и можно ставить в номер к жонглерам»), принялась кружить вокруг ограждающих костер камней. От первого выпада человека с мечом она ушла, отпрыгнув в сторону, и даже сама попыталась достать его по лицу головней, но промахнулась.
Внимание Артема переключилось на «центрфорварда», знакомого ему лучше прочих лесных братьев. Тот преследовал женщину, которая до нападения стирала в ручье, и на полпути от ручья к хижинам он ее настиг. А настигнув, вонзил в спину клинок. Просто взял и вонзил, без зазрений и колебаний. Выдернул окровавленную сталь из тела и переключился на новую цель. А новой целью для его меча стал ребенок (Артему с его НП не было видно, мальчик или девочка), который до нападения что-то складывал из сучьев неподалеку от ручья. Не иначе, у малыша от ужаса отнялись ноги и он никак не мог заставить себя вскочить и побежать.