По лезвию катаны
Шрифт:
Вот оно как! Артем, признаться, ожидал от грозного партизана иных действий, но так будет даже лучше. Намного все упрощает. Пусть гражданин узнает, каково тягаться с воздушным гимнастом на его воздушной поляне.
Опять зажав клинок в зубах, Артем повис на суке, толкнулся ногами от нижней ветви, перелетел на соседнюю ветку. Затем стал легко перелетать на руках с ветки на ветку, обогнул дерево по кругу и, набрав скорость, вышел на заданную цель. На последнем качке Артем бросил себя ногами вперед и всадил обе ступни в грудь противника. А тот только и смог вскрикнуть удивленно перед тем, как соскользнуть с ветки и, ломая мелкие сучья, полететь
Между тем Артем, спускаясь быстро, но аккуратно, оказался внизу всего лишь секунды на две позже беспорядочно обрушившегося фольклорного гражданина. Мягко приземлившись на полусогнутые ноги, акробат метнулся к упавшему…
Артем в своей жизни никого не убивал. Его убивали, это да, и даже, можно сказать, удачно справились с задачей. Но сам он грех на душу никогда не брал. И вот сейчас, кажется, предстояло пройти причащение.
Противник, видимо, здорово шмякнулся об землю. Не исключено, что-нибудь себе сломал или вывихнул. Иначе уже вскочил бы. Однако сознание партизан не потерял, и вот он уже зашевелился… Не давая возможности подняться, Артем навалился на него. Занес руку с кинжалом…
В последний момент рука все же дрогнула. Ну, не смог он вонзить клинок в человека, даже понимая, что на кону стоит жизнь. Не так-то это просто — убить человека. Надо что-то в себе перешагнуть или быть тесно припертым к стене.
Секундная заминка стоила гимнасту инициативы. Его противник выбросил руку и сжал пальцы на запястье Артема.
Невысокий и худощавый, но силища в его пальцах была невероятная. «А что ты хочешь? — промелькнуло в голове Артема. — Этот гад, небось, упражняется в боевых единоборствах с детства и каждый день». Артем почувствовал, как его рука поддается чужой силе, выворачивается. Замысел противника был очевиден: развернуть кинжал острием на 180 градусов, левой рукой схватить врага за одежду и, рванув на себя, насадить его на клинок. Другого ничего партизану не оставалось — меч валяется в стороне, кинжал за поясом прижат коленями Артема, не вытащишь.
Артем еще ни разу в жизни никого не убивал, однако драться ему доводилось часто. Главным образом, по малолетству. Такое уж у него сложилось своеобразное малолетство — в семье проводил времени чуть ли не меньше, чем в различных коллективах. Родители-то — артисты. Когда родители отбывали на гастроли, а это случалось нередко, они отдавали Артема на месяц-другой в интернат. Вдобавок каждое лето он по три смены торчал в лагерях — сперва в пионерских, потом в спортивных. Ну, а где пацанские коллективы (а в интернатах таковые подбирались вообще откровенно хулиганские), там всегда проходило самоутверждение через кулаки. А где загородные лагеря, там всегда складывались нелегкие отношения с местными.
Видимо, опыт детско-подростковых драк сработал в нужный момент, он и подсказал, что надо делать.
Артем врезал противнику лбом в лоб… или, если угодно, по лбу. По выбритому полукругом японскому лбу. Раздался громкий стук, какой после сильного удара издают столкнувшиеся бильярдные шары. У Артема у самого полыхнуло в глазах, но главное — он вырубил противника.
Для верности он еще два раза всадил кулак в челюсть поверженного врага. И здесь немного перестарался — больно ушиб костяшки и содрал с них кожу. Впрочем, даже после контрольной кулачной доработки Артем не позволил себе расслабиться: быстро связал побежденному руки его же поясом, а ноги — тонкой темно-серой накидкой (эдакая удлиненная жилетка с вышитым на ней трилистником). Ну, вот теперь гражданин стал безопасен для окружающих.
— Убивать незнакомых людей следует лишь в самом крайнем случае, — пробормотал Артем, изымая у побежденного меч и кинжал.
И что теперь? Чем заняться? Идти на подмогу Деревенским?
Отличное знание арифметики помогло Артему разобраться в том, что из пяти захватчиков в дееспособных осталось не больше двух. Печальная судьба троих была Артему известна, четвертого он видел, когда тот увлеченно сражался с местными жителями. Непроясненным оставался лишь последний герой. Кстати, не самый худой расклад для того, чтобы ввязываться в заварушку на чьей-либо стороне. Или все же сохранять нейтралитет, как хотел изначально, из кустов наблюдая, чья возьмет? И вмешаться лишь при угрозе очередному ребенку. Заделаться настоящим Бэтменом: слетать с кручи, выручать детей и вновь взмывать на кручу…
Но, кажется, необходимость в мучительных раздумьях отпала — Артем увидел, как из лесной чащобы к хижинам возвращаются женщины и дети. Значит, с захватчиками покончено. А стало быть, и ему, оголодавшему, настрадавшемуся страннику, можно присоединиться к победителям. Имеет право, черт возьми, заслужил героическим спасением чужих детей. Так что деревенским придется раскошелиться на чашку самогона и плотный горячий ужин.
В деревню Артем вернулся с тремя трофейными клинками под мышкой и одним ребенком на закорках.
Догорала подожженная хижина, другая покосилась, о недавнем бое местного значения также напоминали разбросанные вещи, тряпки и утварь, разворошенный костер, воткнутый в землю меч. Ну и, конечно, убитые.
Тела трех захватчиков лежали возле костровых камней. «Форвард», которого Артем оставил живым, сейчас пялился остекленевшим взглядом в сереющее вечернее небо. Сдается, что вряд ли он скончался от естественных причин, скорее… А впрочем, что может быть естественней, чем ножевое в сердце?
Уцелевших Артем насчитал девять человек: четверо детей, включая того, что сидел сейчас на его плечах, три женщины и двое мужчин, один из которых был ранен, и, похоже, серьезно — он лежал на шкурах, обнаженный по пояс, а одна из женщин прикладывала к его окровавленному боку тряпицы и пучки травы.
Уцелевшие взрослые жители сносили тела своих погибших, отдаляя их от чужих , на другой край деревни. Дети несли туда же охапки хвороста и сухие поленья. Артем догадался, что готовят погребальный костер. Ну да, Китай, буддизм, предание огню…
«Буддизм… А буддизм — это перерождение, — устало подумал Артем. — Мне это как-то не приходило в голову при разборе вариантов. А ведь я мог на самом деле погибнуть, но потом, как учит буддизм, возродиться…» «В другом теле, — услужливо подсказал внутренний голос, который до этого слишком долго молчал, — так учит буддизм. Например, в теле собаки или свиньи. Еще неплохо возродиться быстроногим тараканом». — «А почему уж прямо так обязательно в чужом теле? — ввязался в спор со своим внутренним голосом Артем. — Потому что Будда приказал? Но ведь и будды могут ошибаться, так же они могут нарочно вводить в заблуждение или шутить. Или могли ошибаться те, кто записывал за Буддой. Вполне возможно, Будда разрешает возродиться в своем теле, но в другом месте. Или даже… в другом времени? Да, простор для всяческих предположений открывается преогромнейший. Поэтому отложим диспут на потом, до свежей головы».