По лезвию ножа
Шрифт:
– Нет проблем. Сделает все, что скажу. – Макганн упал на кушетку, задрал ноги на столик и заложил руки за голову. – Больше всего мне нравится другое.
– Что именно?
– Прячем мальчишку в отцовском трейлере, – жестоко улыбнулся Эван.
Позднее, в прогретом солнцем салоне внедорожника, Дэнни вспоминал улыбку Макганна, его наслаждение жуткой иронией замышляемой операции. Задумавшись над этим, он свернул на Холстед-стрит. А вдруг в этот раз он зашел слишком далеко и выбраться не сможет?
Хватит –
Пока все складывается гладко. Похоже, его проблема разрешится и Карен ни о чем не узнает. Дэнни заплатил бы любые деньги, лишь бы отделаться от Макганна. Впрочем, двести пятьдесят тысяч в сейфе не помешают. В душе бледным отблеском былого возбуждения затеплилась надежда. Собравшиеся над головой грозовые тучи могут пролиться летним дождем, сильным, быстрым, но не приносящим серьезного вреда.
Дэнни тщательно прибрал в трейлере. Нельзя допустить, чтобы Томми увидел фирменный бланк, конверт с адресом или еще что-нибудь, что наведет полицию на след. Из-за пятисот тысяч в полицию Ричард не побежит. Он самодур и трепло, но сына своего любит – не станет рисковать жизнью мальчика.
– Машину можно взять любую, – объяснил Картер Эвану, – главное, чтобы выглядела прилично. Развалюху соседи засекут.
– А потом что с ней делать?
– Оставишь ее в Кабрини-Грин вместе с ключами. Пусть кому-нибудь повезет!
Макганну идея понравилась.
– Я принесу маски с перчатками. – Мозг Дэнни работал с бешеной скоростью, стараясь не упустить ни одной мелочи. Нужно поговорить с Дебби; по дороге домой – купить веревку или нейлоновые чулки, чтобы не поцарапать мальчишку. Еще какой-то важный момент…
Ах да!
– И последнее, – проговорил Картер.
– Что? – недовольно спросил поскучневший Эван. Ему нравилось действовать, а не строить планы.
– Не бери с собой пистолет. – Дэнни сурово посмотрел на Макганна, давая понять, что настроен серьезно. – Ни в коем случае не бери, договорились?
– Ладно, – пожал плечами Эван.
Картер пристально взглянул на сообщника и вернулся к уборке.
– Завтра с утра найди машину. Меня заберешь с того же места, где-то около часа дня.
– Так мы завтра все сделаем? – удивленно переспросил Эван.
– А ты что, занят?
Глава 21. Горят и дрожат
В десятилетнем возрасте они играли в игру под названием «Ссыкун». Правила придумали сами и играли года два, пока Бобби Дойл не сломал себе запястья, прыгнув с крыши двухэтажной аптеки на пожарную лестницу соседнего дома.
Вспоминать игру – то же самое, что слушать свой голос на автоответчике. Похоже, но не совсем то. История твоей жизни, рассказанная посторонним человеком.
Победитель становился «жеребцом». За почетный титул они боролись, точнее, выискивали чрезвычайные, рискованные обстоятельства в обыденной жизни. Например, на Лупе строят новый небоскреб в шестьдесят этажей – каркас возвели, но стены еще не навесили, башенный кран возвышается над железобетонным скелетом.
Не слабо? Вот оно, испытание.
Часов в семь вечера собрались у стройплощадки. Охранники пьют кофе в трейлере. Пролезли на территорию под проволочной сеткой в глубине двора, осторожно пробрались в здание. На первых этажах уже установлены настоящие лестничные пролеты, дальше – пожарные лестницы. Выше – деревянные времянки, но заканчиваются и они. Еще выше – уцепился за подвесную опору крана, подтянулся к металлическим ступеням и начал карабкаться.
На двадцатом этаже мышцы икр горят огнем.
На тридцать пятом обрывается наружная стена, резкие порывы ветра толкают вниз.
На пятидесятом, в пятистах головокружительных футах над землей, люди похожи на точки, а машины – на игрушечные модельки размером со спичечный коробок, хоть в карман складывай.
На шестидесятом кончаются этажи, здание остается позади, но надо лезть по крану прямо в небо. Вперед, считай ступени, не обращая внимания на то, что ноги гнутся разваренными макаронинами.
Сто восемьдесят ступеней – кабина крановщика: белая, совсем как кабина трейлера. Она заперта. Взбирайся еще на двадцать ступенек к площадке на верхушке башни.
Высоко над городом судорожно переводишь дух: вокруг тебя – васильковое небо, у твоих ног – весь мир.
Но это разминка. Испытание только начинается.
Вышел на стрелу. Шириной она в полметра, но кажется тонкой, как проволока.
Маленькими шажками переставляй ноги – ветер не дает выпрямиться. Всего несколько сантиметров стали отделяют тебя от пятисекундного полета на Стейт-стрит. Упал – костей не соберут. Упал – никто не поймет, где голова, где задница. Упал – зубы разлетятся на несколько кварталов.
Шаг – вдох – выдох – шаг.
В конце стрелы поклонился и пополз назад. Справился первым – молодец, настоящий жеребец! Струсил – ссыкун, молокосос, маменькин сынок, лысые яйца!
Картинка стояла перед глазами, приглашала еще раз пережить испытание, почувствовать, как горят и дрожат ноги, как обжигает легкие воздух, не отравленный смрадом улиц, оставшихся далеко-далеко внизу.
Сделаешь первый шаг – и страх пропал. Сознание заглушило все, кроме спокойного внутреннего монолога, управляющего телом. Первый шаг не так уж и труден.