По локоть в крови
Шрифт:
Осматриваясь, я заметила еще парочку знакомых лиц. Однако большинство присутствующих были мне незнакомы. Возможно, они посещали приемы леди Кэтрин, на которых я старательно делала вид, что зеваю не от скуки и, более того, вовсе не зеваю, потому и казались мне незнакомыми. Как бы то ни было, обстановка весьма театральная и размеренная, как и полагается на выставках.
Я старательно изучала афишу на стене. На ней было написано – «Изольда, красота, слившаяся с вечностью». Меня передернуло. Ведь именно об этом я мечтала еще,… кажется, неделю назад – слиться с вечностью. Походу автор посвятил картины своей любимой. «Посмотрим на эту Изольду», – скучающе подумала я, проходя в выставочную
На белоснежных стенах висели преимущественно большие и громадные картины в золоченых, тяжелых рамках. Казалось, эти рамки пережили не одно поколение своих владельцев. Число картин тоже удручало своим немалым количеством. «Сколько же он трудился без сна и отдыху, чтобы написать столько полотен?» – подумала я, подходя к первой картине. Какая-то депрессивная мазня. То есть, нарисовано вполне себе сносно, просто я никогда не была ценителем искусства. Да, некоторые умеют рисовать так, будто это фотографии, но чему тут дивиться? Красиво, но лишено каких-либо восторгов.
Просмотрев с десяток первых картин, и вдоволь насытившись этой приторно слащавой Изольдой, я сделала запись в своем блокноте о том, что хозяин выставки помешан на теме вампиризма и пышногрудых испанок. Надо полагать, что сам он гот в черных берцовых сапогах, с седыми по пояс волосами и кровавыми линзами. Интересно, он нарастил себе клыки? Говорят, это входит в моду. Картины висели, как я почерпнула из афиши, в хронологическом порядке и представляли собой изложение некой истории. Короче, комикс без слов, развешанный по стенам в пафосных рамках. На первых полотнах Изольда явно человек. Дальше она встречает некую клыкастую особь. Даже первоклассники распознают в этой особи вампира. Мрачный, угрюмый, с двумя клыками и властным взглядом. Однако одна из картин привлекла мое внимание.
Это было самое большое полотно. Выше меня в несколько раз, а я далеко не самая низкорослая женщина. Картина изображала трагедию на фоне рассвета. Женщина, как я успела понять, Изольда, на вид харизматичная мексиканка, с роскошной кудрявой копной черных, как смоль волос, с выражением панического ужаса пряталась за спиной вампира, который заслонил ее от стрел, выпущенных неизвестным мужчиной, и принял их своей широкой грудью в количестве пяти штук. Надпись под картиной гласила «Жизнь за любовь». Я от души рассмеялась, не отрывая взгляда от картины, но вовремя спохватилась. Все-таки, мое не совсем приличное поведение, привлекло к себе внимание.
Ко мне подошел мужчина. Высокого роста, с черными волосами, на укладку которых с эффектом растрепанности наверняка убита куча денег. Меня бы это позабавило, если бы не его глаза. Они казались необычайными. Карие, обрамленные золотой каймой, таких глаз, я никогда ни у кого не встречала. Аристократические черты лица так и кричали, что он либо основатель, либо потомок знатного рода зануд. Он был одет в черный, изящно сидящий на нем смокинг. Мне кажется, что некоторые люди прямо созданы для подобных вещей.
Мужчина протянул мне бокал шампанского, и, бросив взгляд на полотно, с интересом протянул:
– Кажется, вы не совсем довольны картиной?
– Ну, судить о художественном таланте исполнителя я не берусь, – аккуратно подбирая слова, я пыталась втиснуть мою манеру излагаться в те узкие рамки, которые устанавливает этикет на подобных мероприятиях и в подобном обществе. Наверняка передо мной стоит один из богатеньких пижонов, который прикупит одну-две картины. Чтобы повесить их в одной из двадцати пяти гостиных, в которых никто не бывает по нескольку лет. – Но вот сюжет однозначно подкачал.
– Простите? – улыбнулся он, посмотрев на меня
– Я имею в виду, что сюжет, если только это не ирония, абсолютно смешон, – решив, что его задела моя словесная вольность, перефразировала я, – ну и сноб, – добавила едва слышно.
– Вам кажется, что отдать жизнь за любимого человека – это смешно? – казалось, он недоумевал, что могло рассмешить в серии картин, с претензией на драматичность. Я снова усмехнулась и глотнула шампанского, чтобы чуть обдумать более приличный ответ, чем тот, что пришел мне на ум мгновенно.
– Допустим, что один из них явно не человек. Раз автор взялся поведать историю вампира и человека, так нужно было подумать чуточку лучше, так сказать, изучить проблему, – поняв, что этим выражением я едва ли не унизила автора картины перед лицом его потенциального озолотителя, я слегка смутилась. К тому же, в глазах собеседника читался немой вопрос. – Посудите сами, вампир и человек – то же самое, что лев и антилопа, и то же самое, что человек и стейк с кровью. Вам кажется, что отдать жизнь за стейк с кровью это не смешно? В любом случае, стейк всегда можно заменить бараньей вырезкой или запеченной куропаткой.
– А если он любит стейк с кровью? – загадочно протянул собеседник.
– Переживет, – уверенно заключила я, – К тому же, вкусы со временем меняются и он поймет, рано или поздно, что вообще вегетарианец. Нет. Здесь совсем другое.
– И что же, по-вашему? – казалось, его все больше увлекал наш разговор.
– Название явно не подходит «Жизнь за любовь», учитывая, что он и не обладает жизнью… – я еще раз внимательно посмотрела на картину.
– А как бы вы ее назвали?
– Хороший вопрос, – я задумалась, стараясь подобрать краткое определение тому водопаду чувств и слов, которые накопились внутри меня, – «освобождение», пожалуй, так было бы более правдиво.
– По-вашему вампир не любит ее?
– Да нет, что вы. Тут я не берусь утверждать наверняка. Скорей всего он думает, что любит, но вот движут им в этот момент совсем иные мотивы, – я задумалась, а собеседник больше не сводил с меня глаз, явно желая услышать мое мнение более подробно и не имея намерения меня перебивать, – судя по его взгляду, который не выражает страха или опасения, за себя или жизнь его любимой, не важно, он хочет умереть. Более того, он ищет смерти, – лицо собеседника тронула легкая улыбка, в тот момент, когда я посмотрела на него, чтобы отследить реакцию, – представьте, что вы на его месте. Вам три сотни лет, вы прожили долгую, насыщенную жизнь. Точнее, просуществовали во мраке большую часть своей жизни, наверняка успели натворить кучу грязных и мерзких дел, как полагается, за которые вам стало безумно стыдно. Вы пережили смерть всех своих родных, если только не отреклись от них в тот день, когда стали вампиром. И вы устали. Кажется, что ничего уже не может вас удивить, жизнь обрела очертания колеса, которое катится, катится, катится, и все время натыкается на одни и те же кочки, и все время поскрипывает в одном и том же месте, вы изучили этот маршрут от и до. Но как прервать этот порочный круг? Прожить триста лет, чтобы потом наложить на себя руки? Нет. Вы бы нашли способ с честью покинуть этот мир. Благо, у вампиров предостаточно таких возможностей. А что может быть романтичней и поэтичней, чем умереть, спасая любимую? Умереть, с ее именем на устах? Вы видели его взгляд на предыдущих картинах? Изольда, прижимаясь к нему, отдает все тепло, всю свою любовь, а его взор, полный боли и усталости, устремлен в небо? Нет. Мне кажется, что в таком возрасте невозможно полюбить, – с какой-то горечью подытожила я, разнеся в пух и прах концепцию картины.