По-настоящему
Шрифт:
Через десять минут к ним присоединилась Оля. У неё был немного растерянный вид. Они сели вместе в автобус и укатили в неизвестном направлении.
А вечером Оля пришла ко мне. Она сидела на диване, словно чужая, и её холодные глаза, казалось, смотрели куда-то в прошлое. Она пришла просить денег.
– Марин, прости меня… Я… знаешь, мне очень нужны деньги.
Я опешила. Потом, немного собравшись с мыслями, спросила:
– Для чего? На наркотики?
Оля подняла на меня тёмные глаза, дерзкие и в то же время испуганные.
– Откуда
– Знаю.
Оля замолчала. Да и что она могла сказать?
– Что ты употребляешь?
– Марихуану. Это не наркотик даже, так, баловство.
Я едва не вздохнула с облегчением. Всё-таки не героин… Хотя хорошего мало.
– Ну и… Кокаин пару раз.
Я на минуту лишилась дара речи.
– Ты хоть знаешь, как это страшно?
– Ты что, учить меня будешь?
Неожиданно Оля вскочила и забегала по комнате.
– Вы с Наташей мне помешали. Вы и виноваты. Если б вы не появились тогда, я была бы уже с Диком!
И тут она расплакалась. Я молча усадила её обратно на диван и обняла за плечи.
– Прости, Марин, я не знаю… не понимаю, что происходит… Совсем ничего не могу с собой поделать… – говорила Оля сквозь слёзы. – Я не могу без него жить!
– А при чём тут наркотики?
Она не отстранились.
– Мне девчонки с танцев сказали, что марихуана – не наркотик и что её легко бросить. Как сигареты.
Я вздохнула. Ну как объяснить человеку, что наркотик, как бы он ни назывался и в какой бы форме ни предлагался, всё равно остаётся наркотиком? И тут же мне в сердце впился червячок вины – ведь именно я уговаривала Олю вернуться к танцам…
– Ядам тебе денег. Завтра. Только обещай, что ты пойдёшь покупать дозу вместе со мной. И что это – в последний раз.
Оля согласилась. Когда она ушла, я рассказала обо всём Димке. Из Олиных слов я поняла, что то место, куда нам предстояло ехать, – не что иное, как один из разбросанных по городу наркопритонов. Мне стало страшно.
Ну и день… Такое ощущение, что у меня не жизнь, а бесконечный приключенческий роман…
Ещё рано утром, перед занятиями, Димка дал мне маленькую рацию и газовый пистолет. Первое для связи, второе – на всякий пожарный. Он и ещё один рубоповец должны были осторожно проследить, куда направимся мы с Ольгой, и в момент передачи наркотиков ворваться в здание. По словам Оли, это была какая-то «избушка на курьих ножках» на окраине города. Родителям мы ничего не сказали.
Димка очень волновался. Даже хотел надеть на меня бронежилет. Отговорила с трудом.
Не знаю, каким чудом я досидела до конца уроков. Хорошо, что ни меня, ни Олю не вызвали к доске. Иначе мы схлопотали бы по двойке. Хотя, знаешь, дневничок, мне кажется, что, даже получи я сегодня двадцать две двойки, не расстроилась бы…
Наконец прозвенел звонок. Мы вышли из школы. Оставили дома сумки. Оле я ничего не сказала. Не смогла. И, наверное, правильно
До «избушки на курьих ножках» мы добирались полтора часа на всех видах общественного транспорта. Почти не разговаривали. Только однажды Оля вдруг спросила: «Почему ты решила поехать со мной?» Я не ответила.
– Я не хочу быть наркоманкой, – сказала она мне вчера, – Спаси меня, пожалуйста, спаси…
Мне всегда казалось, что такое бывает только в романах Чейза или Хейли…
Потом мы долго плутали по каким-то дворикам и закоулкам. «Избушка» оказалась покосившимся от времени деревянным строением. Ничем не примечательный домик. Грязная лесенка. Железная дверь.
Интересно, зачем такому захудалому домишке железная дверь?
Оля постучала. В двери приоткрылось маленькое окошечко, куда мы протолкнули две купюры. Звякнуло железо, и из того же окошечка показался уголок газеты. Оля потянула за него, и на пол упал крошечный пластиковый пакетик с белым порошком.
Дальше события развивались по сценарию американского боевика. Как из-под земли выскочили два дюжих молодца. Чьи-то сильные руки буквально уволокли нас подальше от дверей домика, что-то щёлкнуло, раздался хлопок, у меня зачесались глаза, и я начала ужасно чихать. Голова кружилась. Оля тоже чихала. Нас затащили за старенький неприметный уазик, стоявший рядом с «избушкой».
Через секунду железная дверь «избушки» уже была выломана. Что происходило дальше, мы с Олей не видели. Я слышала чьи-то громкие крики и звуки борьбы. Выстрел. Сердце бешено стучало в груди, и я выглянула из укрытия. На земле возле покосившейся «избушки» лежали два человека – мужчина и женщина. Рядом с ними стоял Димка с пистолетом в руках. Второй рубоповец разговаривал по рации. Димка кивнул мне и слегка улыбнулся Оле, которая тоже высунулась из-за уазика.
Наркоторговцы были задержаны. Димка говорит, они уже дают показания. А нас с Олей всё на том же уазике отвезли домой. За рулём был Дима. Всю дорогу Оля молчала. А когда мы подъехали к её подъезду, тихо сказала: «Я боюсь идти домой. Можно я пойду к тебе?»
Сначала она не могла говорить и только пила прохладный чай, чашку за чашкой. Я тоже молчала. Тишину нарушили часы с кукушкой, сообщившие, что уже пять часов вечера.
– Почему ты мне ничего не сказала? Ведь ты же знала, что там будет, – спросила Оля. Её голос немного дрожал.
– Я подумала, что если ты будешь знать об операции, то не захочешь в ней участвовать. Испугаешься. Разозлишься на меня. Скажешь, что я тебя предала, – честно ответила я. – А потом, я и сама не знала, как это будет происходить. И родителям мы с Димкой ничего не сказали.
Ну да, скажешь им.
– Какая ты смелая, Маринка, – сказала она наконец. – И сильная.
Я чуть не грохнулась со стула. Смелая? Сильная? Вот глупости! Но вслух сказала совсем другое:
– Ты меня прости, что я Димке всё рассказала. Просто я не знала, что делать, и решила с ним посоветоваться…