По нехоженной земле
Шрифт:
пока его не достигли советские люди. Теперь каждый географ, каждый моряк и каждый
школьник будет знать, что Северная Земля заканчивается мысом Молотова, открытым
16 мая 1931 года советской экспедицией.
Веселый месяц май
Мыс Молотова, являвшийся поворотным пунктом нашего похода, остался позади.
Мы повернулись затылком к северу и двинулись назад, но не по проторенной дороге, а
вновь по [254] целине. Наши собаки бежали на юго-запад, вдоль отлогого
ледника. Начались западные берега Земли, не виданные даже нами, а ведь мы уже
вправе были считать себя аборигенами здешних мест.
Охотник был не в духе. Кроме старых медвежьих следов да иногда пролетавших
чаек, он не видел здесь других признаков жизни.
— Это не край земли, а край света, — наискосок через улицу от самого чорта! —
ворчал охотник. — Сюда даже звери не заходят!
Раздраженный отсутствием зверя, он явно преувеличивал. Многочисленные
старые следы медведей опровергали его выводы.
Но сейчас, если не считать птиц, живности здесь действительно было мало. При
наличии вскрытых льдов и больших пространств воды можно было бы рассчитывать на
гораздо большее.
За одиннадцать суток со дня ухода с мыса Ворошилова мы лишь два раза
пересекли свежий медвежий след, убили одного и подарили жизнь пяти зверям,
бродившим недалеко от наших стоянок, севернее мыса Розы Люксембург. Кроме того,
дважды видели след песца и ни разу не замечали следов лемминга, а за четыре
последних дня наблюдений за открытым морем увидели только одну нерпу.
Отсутствие лемминга было понятно: сплошные ледники и разделявшая их узкая,
лишенная растительности полоса песков и илистых отложений не могли быть
благоприятными для жизни этого зверька. А с леммингом неразрывно связано и
существование, песца. Если в середине зимы песцы бродят в поисках пищи и по
морским льдам, то теперь, после спаривания, они выбирают места, богатые
леммингами и птицами. В этом мы убедились в районе фиорда Матусевича и на южном
берегу пролива Красной Армии.
Труднее было понять почти полное отсутствие тюленей. Мы знали, что в районе
островов Седова тюлени хотя и немногочисленны, но все же водятся на протяжении
всей зимы, и еще в марте били их на открытой воде у острова Голомянного. Расстояние,
отделявшее нас от тех мест, было не таким большим, чтобы играть какую-нибудь роль.
Единственно, чем можно было объяснить исчезновение нерп, это откочевкой их к
северу вместе с кромкой пловучих льдов. Предыдущей осенью мы не раз были
свидетелями отхода тюленей от берега при появлении на горизонте ледяных полей, а
возвращался зверь вместе с приближением льдов к островам. Кромка льдов летом
изобилует жизнью. Но сейчас тюлени вряд ли могли рассчитывать там на обильный
корм, так как до периода [255] цветения планктона было далеко. Повидимому, только
выработанный тысячелетиями условный рефлекс и инстинкт сейчас гнали животных к
кромке пловучих льдов.
Малочисленность медведей объяснялась легче. Они обычно ищут добычу среди
пловучих льдов и вместе с ними унесены к северу в бурю 10 мая.
Все эти рассуждения, казавшиеся вполне логичными и достаточно
обоснованными, я изложил Журавлеву. Но никакая логика не могла убедить охотника.
Солнце, проводившее нас с мыса Молотова, словно выполнив свои обязанности,
давно уже скрылось за сплошными облаками. Стояла сырая, теплая погода. Сани
скользили легко. Отдохнувшие собаки весело уносили нас все дальше.
Ледниковый щит, образующий мыс Молотова, отвернув на восток, кончился. Его
сменил опять низкий и голый берег, ни в чем не отличающийся от берега восточной
стороны Земли. Так же как и там, перед нами тянулись отмели с многочисленными,
напоминавшими муравейники, буграми, слабо поднимающимися над уровнем моря.
Иногда отмели заканчивались почти у самого берега, уступая место грядам
многолетних торошенных льдов, а порой они расширялись до семи-восьми километров
и в этих случаях сменялись молодыми льдами со всеми признаками зимнего
торошения.
На берегу, среди песков, мы нашли обломки окремнившегося дерева.
Происхождение этих находок пока оставалось для нас загадкой.
По мере удаления от мыса Молотова мы уходили и от открытого моря. К полуночи
резко очерченный край темного «водяного» неба уже прерывался на северо-северо-
востоке. К западу море сплошь покрывали сильно торошенные льды, неподвижные в
пределах видимости. Еще реже здесь попадались старые медвежьи следы.
Мы в это время были уже в 36 километрах от северной оконечности Земли. Это
неплохой переход. Пора было раскинуть новый лагерь.
Устройство на ночлег заняло немного времени. Накормив собак и поужинав,
забрались в спальные мешки и тут же заснули. Но через четыре часа были разбужены
воем ветра. Палатку лихорадило. Ее наветренная юго-западная сторона надувалась,
точно парус, а противоположная оглушительно хлопала. За парусиной крупными
хлопьями хлестал густой снег. Он успел засыпать большую часть собак. Метель
бушевала в полную силу. Так развлекался здесь веселый месяц май.