По нехоженной земле
Шрифт:
опасностях пути по таким льдам, не могло быть и речи. Но то, что мы встретили
дальше, заставило нас остановиться и крепко призадуматься, прежде чем продолжать
путь.
Мы опять наткнулись на полосы молодого льда, покрывавшего недавние разводья
и широкие трещины. Он был еще темным и тонким. Полтора месяца назад, несколько
западнее нашего маршрута, мы натолкнулись на такой же лед. Встреченные нами
теперь полосы не могли образоваться в то время. За
должны были «повзрослеть» и окрепнуть. Оставалось предположить, что недавно
произошел новый напор льдов. Торошение в центральную часть пролива не проникло,
но на ледяном поле образовались широкие, теперь затянувшиеся, трещины. Они лежали
поперек нашего пути и уходили за пределы видимости на юг и север. Обходить их не
хотелось, но и переправа отнюдь не сулила удовольствия.
Мы разложили по саням продовольствие и керосин с таким расчетом, чтобы в
случае несчастья с какой-либо упряжкой не остаться без самого необходимого.
Только после тщательной разведки я пустил свою упряжку на первую опасную
полосу. Следующая упряжка, чтобы не увеличивать нагрузку на лед, должна была итти
на почтительной дистанции. На санях этой упряжки лежал приготовленный моток
крепкой бечевы-стоянки на случай несчастья с моими санями и необходимости в любой
момент прийти на помощь.
Лед прогибался, потрескивал, но выдерживал. Все же итти по нему было опасно,
так же как по стеклу, лежащему над бездной. Невольно становилась ощутимой тяжесть
собственного тела, и я был бы рад весить меньше своих 80 килограммов. Оставалось
надеяться на резвость собак, подгонять их всеми способами. Остановка грозила не
только холодной ванной, но и катастрофой.
Пролетев через одну полосу молодого льда, мы благодарили судьбу, но впереди
показывался новый опасный участок. Такие полосы следовали одна за другой. Сначала
они достигали ширины 500—600 метров, потом стали уже и только на последней трети
пути исчезли совершенно. [380]
Дальше шел крепкий ровный лед, повидимому, не вскрывавшийся со дня
замерзания пролива.
Переход закончили спокойно. Около полуночи мы разбили лагерь на берегу
острова Большевик, в устье неизвестного нам фиорда.
Прошло девять суток, как экспедиция оставила свою базу. Место работ было
достигнуто. Точно приветствуя нас, в полночь по небу катилось незаходящее полярное
солнце. Одновременно с выходом на остров Большевик мы вступили в беспрерывный
четырехмесячный день.
Лучшего нельзя было и пожелать.
Вдоль берегов острова Большевик
«23 апреля 1932 г.
Вторые сутки стоим лагерем в точке выхода на остров Большевик. Новостью этих
дней является потеря свободы Ошкуем. Наш ветеран, как и все остальные собаки, сидит
на цепи. Временами он недоуменно мычит, а когда ветер налетает с берега,
безрезультатно пытается снять тугой ошейник и вновь обрести свободу.
Дело в том, что еще при первом посещении острова с Журавлевым мы наткнулись
на берегу на свежие следы оленей. Это было полной неожиданностью. Ни на острове
Октябрьской Революции, ни тем более на острове Комсомолец мы не встречали
никаких следов современного обитания оленя на Северной Земле. Только однажды на
берегу залива Сталина мы нашли старый олений позвонок да на островах Седова были
обнаружены полуистлевшие, обросшие мхом оленьи рога. И то и другое могло быть
занесенным морскими льдами с сибирского побережья и никак не свидетельствовало о
наличии живых оленей. Животные, обнаруженные нами на острове Большевик, были
для нас радостной находкой, а сама Северная Земля с этого момента стала казаться нам
совсем землей обетованной.
Журавлев тогда долго зачарованным взглядом рассматривал на снегу отпечатки
копыт и разминал в руках свежие оленьи орешки. А когда на одной из ближайших
возвышенностей показалась тройка живых оленей, охотник совсем потерял
самообладание — одним движением он перевернул сани, свалил в сугроб весь груз и
пустил свою упряжку в обход животных. Стоявшая тишина и сильный мороз помешали
охоте. Чуткие звери издалека услышали скрип снега. Бык сначала замер на месте.
Потом высоко поднял голову и стелющейся рысью моментально скрылся из виду. За
ним умчались важенка и годовалый теленок. [381]
Олени были так красивы, а встретить их на Северной Земле было так приятно, что
я тогда, кажется, впервые порадовался охотничьей неудаче товарища. Журавлев,
конечно, не разделял моего удовольствия и готов был оставаться на острове до тех пор,
пока ему не удастся попробовать свежей оленины. Пришлось проявить настойчивость
и, рискуя нашей дружбой, уже на следующий день увезти охотника с острова.
Вчера, разбив лагерь, мы полезли вверх по обрывистому склону берега и
оказались на первой ярко выраженной террасе.
Местами она совсем узкая, а местами достигает нескольких сот метров, но всюду
лежит ровным поясом. А выше за ней находится вторая, менее ярко выраженная и более
древняя терраса, заваленная щебнем, принесенным сюда ледниками. Обе террасы