По нехоженной земле
Шрифт:
схватить его зубами. Пищей его теперь является болтушка из пеммикана или мелко
нарезанные кусочки талого мяса.
Ошкуй, как и раньше, работает в моей упряжке и единственный из всей своры
пользуется правом всегда оставаться на свободе в лагере. При кормежке собак он
обычно смирно сидит в сторонке. Но стоит мне скрыться в палатке и разжечь примус,
как он сквозь парусину принимается тыкаться носом в мою спину, напоминая о себе.
Достаточно
успокаивается. Он подолгу, точно через соломинку, сосет из банки жидкую
пеммикановую кашицу. Но больше всего пес бывает доволен, когда я нарезаю ему
сантиметровые кусочки свежего мяса, которые он может глотать не разжевывая. Тогда
он выразительно смотрит в глаза, прыгает, трется о мои ноги и всячески старается
показать свою благодарность.
Наевшись, Ошкуй устраивается на ночлег поближе к входу в палатку. Спит он
чутко, и если появляется медведь, первым извещает нас о приближении зверя своим
странным лаем, напоминающим отрывистое мычание, и стремительно бросается в
атаку.
Вероятно, он жалеет лишь об одном — о невозможности участвовать в драках.
Когда начинается всеобщая свалка, Ошкуй только бегает вокруг дерущихся и мычит, а
когда особенно огорчается вынужденным положением болельщика, то садится в
сторонке и, подняв голову, жалобно воет, словно жалуется самому небу на свою участь,
лишившую его возможности принимать участие в излюбленном спорте.
Главным зачинщиком большинства драк, как и раньше, является неисправимый
Бандит. Но теперь у него появился достойный преемник из семейства «марсиан». —
семимесячный пес, неутомимый задира и драчун Петух. Это стройная красивая белая
собака. Только под левым глазом у Петуха большое черное пятно. Журавлев говорит,
что пес получил этот «фонарь» в первой драке, затеянной им еще в утробе матери.
Сильный и отважный Петух, должно быть, считает потерянным в своей жизни всякий
день, обошедшийся без потасовки. Нередко он ухитряется затеять свалку даже на ходу в
упряжке. Его хозяин в таких случаях, усмирив бойцов, долго и терпеливо распутывает
клубок из десяти собак, [378] крепко стянутый перепутавшимися шлейками и
постромками; но он довольно благодушно относится к зачинщику драк, прощая ему
проказы за отличную работу.
Вместе с Ошкуем и Бандитом идут в упряжке уже знакомые нам: коренастый,
немного кривоногий Штурман, колымчанин Юлай, рыжий Лис, всегда ощетинившаяся,
но на удивление беззлобная Гиена, заслуженный медвежатник Тяглый и другие, менее
приметные в нашей стае, но в большинстве своем трудолюбивые ветераны наших
походов. Все они после страшного путешествия в распутицу восстановили свои силы и
попрежнему беззаветно трудятся.
Лишь несколько псов стали инвалидами. Они остались на базе. На смену им
заступило молодое поколение североземельцев — семейство наших «марсиан». Все они
выросли в прекрасных работников и трудятся со всем пылом юности. Быстрый,
сообразительный и сильный Тускуб идет моим передовиком рядом с отяжелевшим для
этой роли белоглазым Юлаем; бок о бок работают Гор и Лось. Ихошка старательно
тянет лямку и, повидимому, тоскует по своей сестре Аэлите, оставшейся на базе в
ожидании своего первого потомства; чудесным работником стал когда-то маленький
забавник и лакомка Перевернись. Беда только в том, что он никак не может избавиться
от условного рефлекса, связанного с его кличкой. Его совершенно нельзя называть по
имени во время работы. Стоит лишь неосторожно крикнуть: «Перевернись!», как пес
кубарем летит через голову, путает свою лямку, останавливает всю упряжку и потом,
помахивая пушистым хвостом, ждет, по его мнению, заслуженного вознаграждения.
Таковы на этот раз наши помощники и друзья, участники самого большого
североземельского похода, помогающие нам передвигаться за сотни километров к
новым неведомым берегам. Благодаря их выносливости мы уже стоим на берегах
пролива Шокальского.
Впереди, на юге четко рисуются берега острова Большевик.
* * *
Утром экспедиция начала пересечение пролива Шокальского. Курс был взят на
восток, на ближайшую точку противоположного берега. Ширина пролива здесь не
превышает 25 километров.
Льды, как мы и предвидели, здесь были менее торошенными и торосы лежали
лишь в непосредственной близости к острову Октябрьской Революции. Преодолев
первую, береговую гряду ледяных нагромождений, дальше мы уже не встречали
трудных препятствий. [379]
На шестом километре пути все торосы остались позади. Но мы вскоре пожалели о
преждевременной радости по поводу нашей удачи.
Мелкие, полузанесенные снегом торосы доставляли нам мало хлопот. Надо было
лишь энергичнее шевелиться, чтобы во-время отвести сани от удара о льдину, не давать
им перевертываться, помогать собакам преодолевать какое-либо препятствие или же
направлять упряжку в обход торчащей льдины. Об особых трудностях, тем более