По нехоженной земле
Шрифт:
ветряк начинает капризничать даже при скорости ветра в 7—9 метров. Пропеллер еле
поворачивается, точно не в состоянии сразу пробудиться после многодневного сна.
Причиной этого всегда является иней, слоем в 3—4 сантиметра осевший на пропеллере
и мешающий его обтекаемости. Надо забраться наверх, счистить корку, и лишь после
этой операции раздается характерный шум и лопасти винта сливаются в один
трепещущий круг.
Теплая пасмурная погода лишает нас
пристает к лыжам, когда мы пытаемся пробежаться в темноте. А при поездках на
упряжках собаки с трудом волочат по такому снегу даже пустые сани. Снег набивается
собакам в лапы, смерзается ледяными комками между пальцами и распирает их.
Длинношерстные собаки тащат на себе все более и более увеличивающиеся куски
намерзшего снега.
Нам совсем не нужны ни тепло, ни сплошная облачность, ни южные зефиры.
Ноябрьское потепление и связанные с ним многочисленные неприятности всем
осточертели. Мы мечтаем о морозах, ясном небе и негодуем.
— Ну что это за полярная ночь?! Просто темная ночь в Крыму...
Охотник называет такую погоду идиотской. В науке о климате нет такого термина.
Но если бы ученые метеорологи познакомились здесь на месте с такой погодой и хотя
бы один день поездили при ней на собаках, то и они вряд ли бы подобрали другое
выражение для ее характеристики. Термин охотника если и не дает достаточно
конкретного представления о самой погоде, то ясно определяет отношение к ней
человека.
Несколько метелей, пролетевших в первой половине ноября, не отличались ни
продолжительностью, ни силой. Но все же по окончании их, как правило, перепадали
день-два желанной погоды. Поэтому нет ничего удивительного в том, что все это время
мы мечтали об улучшении погоды, понимая [122] под улучшением добротную,
свирепую полярную метель. Казалось, что только она может освободить небо от
панцыря застоявшихся туч, разметать их, показать нам звезды и привести вслед за
собой морозы, полагающиеся в ноябре на 80-м градусе северной широты.
* * *
Сегодняшнее «улучшение» погоды заметно подняло наше настроение. Ветер
постепенно переходит к востоку и усиливается с каждым часом. Разноголосо шумит
мрак, свистят незримые крылья бури, с бешеной скоростью переносятся целые тучи
снежной пыли. Все вокруг напоминает бушующее море: Наш домик время от времени
вздрагивает, как корабль под ударами волн.
На тринадцатичасовые наблюдения мы выходим вдвоем с Ходовым. Та же
картина, что и утром. Только свита на этот раз другая. Кроме Варнака, нас
сопровождает и Полюс. С полдюжины других собак то появляются у ног, то исчезают в
снежном вихре. Метель намела сугроб вровень с проволочной загородкой собачника.
Псы воспользовались этим, выбрались на свободу и, несмотря на метель, чувствуют
себя счастливыми.
Мы довольны кутерьмой на улице, так как по окончании ее ждем ясной, сухой
погоды и усиления морозов. Общее настроение не меняется даже после того, как в
конце дня буря валит столбы-треноги между ветряком, домиком и магнитной будкой,
обрывает провода и, наконец, срывает антенну. Только у Журавлева портится
настроение. Лазая в метели, он недосчитывает на вешалах одной медвежьей шкуры.
Для него это чувствительный удар. Охотник неоднократно ныряет в бушующую
темноту и каждый раз после безрезультатных поисков возвращается в домик мрачнее
полярной ночи.
— Ну и сторонка, чтоб ее леший взял! — ворчит он. — Что сумеешь добыть, и то
норовит взять обратно. Тьма кромешная! Просто ужас берет!
До ужаса, конечно, далеко. Просто жаль шкуры. Метель может совершенно
завалить ее сугробом. Собаки не побрезгуют объесть лапы и нос. В том и другом случае
шкура потеряет ценность. Зная, что наш товарищ не успокоится, мы, вооружившись
магниевыми факелами, все выходим на улицу и после отчаянной, почти часовой борьбы
с метелью находим злополучную шкуру. Ветер унес ее метров на шестьдесят и уже
наполовину засыпал снегом. К Журавлеву сразу возвращается прежнее добродушие.
[123]
Общее настроение восстанавливается.
Поздно вечером, когда Ходов заканчивает передачу последней метеосводки, мы
слушаем радиоконцерт, принятый на комнатную антенну, разыгрываем очередные
партии в домино. Доносящийся с улицы шум метели часто заглушает музыку, зато
кости домино громко стучат по столу. Вдруг все мы, как по команде, превращаемся в
слух. За стенками домика вдруг воцаряется тишина. Она подкралась так незаметно, что
мы даже не уловили момента ее наступления. У всех на лицах один вопрос: что
случилось?
Я подхожу к барометру. Давление падает. Казалось бы, что шторм должен
усилиться. Однако, вопреки барометру, на улице тихо. Минут пять до нас не доносится
ни одного звука. Неожиданно наступившая тишина давит. Когда опять раздается свист
ветра, кто-то из товарищей облегченно вздыхает. Но через десять минут — снова
тишина. Еще шквал — и опять тишина. Это говорит о том, что метель выдыхается.
Все мы высыпаем на улицу. Еще раз налетает шквал. Ветер точно вздыхает —