По неизведанным землям Эфиопии
Шрифт:
Теперь дорога шла по очень красивой, густо населенной местности. Пустующих земель вокруг совсем не было, так как галласы, населяющие Джимму, выращивают хлеб не только для себя и для уплаты налогов, но и на вывоз.
Народ Джиммы всегда жил сравнительно богато и занимался торговлей. Поэтому он не отличался боевыми качествами и предпочитал быть данником сильнейшего соседа — сначала Каффы, затем негуса Годжамского и, наконец, с 1886 года, негуса Менелика. Управляет Джиммой царь Аба-Джефар. Он независим в своих действиях, но платит Менелику дань — деньгами, медом, слоновой костью, мускусом, железом, хлебом и т. д. — и выполняет
Дороги в Джимме были на редкость хороши. Во всей Эфиопии не встречал Булатович таких — широкие, ровные, обсаженные деревьями, с мостами через речки и канавы. Здесь строго соблюдается дорожная повинность каждый владелец земли, под страхом тяжелого наказания, обязан содержать дорогу в порядке. Отряд Булатовича продвигался быстро. Навстречу то и дело попадались торговые караваны. Погонщики окружали тяжело нагруженных мулов и лошадей. Сзади важно восседал на своем муле хозяин в фетровой шляпе и с соломенным зонтиком в руках. За караваном плелись женщины — служанки и жены погонщиков, которые в пути вели хозяйство. Вечером, когда солнце садится за горизонт, погонщики выбирают близ дороги одну из громадных смоковниц и разбивают палатки. У большого костра снуют женщины, мужчины режут серпами на ночь траву для мулов; поужинав, путники усаживаются вокруг костра, и начинается бесконечный разговор. Иногда кто-нибудь затягивает грустную, протяжную мелодию. Но вот гаснет костер, и в лагере до восхода солнца воцаряется полная тишина.
На всех дорогах Джиммы устроены заставы. Вооруженные галласы открывают путь любому каравану, везущему в Джимму товар. Но ни один караван не может выехать из Джиммы без разрешения правителя и выплаты дани. Если он дает такое разрешение, то караван идет до заставы в сопровождении особо назначенного человека, вооруженного копьем с двумя лезвиями.
Вдоль дороги часто попадаются базары, где женщины продают хлеб и пиво, — путник на дорогах Джиммы не умрет от голода.
Женщины показались Булатовичу очень привлекательными. Но почему они так угрюмы, забиты? Может быть, это печать мусульманства, которое исповедуют галласы Джиммы?
4 января к вечеру отряд Булатовича вступил в город Джерен — столицу Джиммы. Город был расположен у подножия хребта, а на одном из высоких холмов красовался дворец Аба-Джефара. Булатович направился к воротам. Его неожиданный приезд произвел во дворце переполох. Навстречу вышел азадж — управляющий дворцом и пригласил путешественника к правителю.
Булатович вошел во двор, разделенный заборами из бамбука на множество маленьких двориков. Затем его провели во двор, где находилась опочивальня правителя. Здесь же высилось двухэтажное здание с узкими окошками и пестро раскрашенной галереей, окруженное высоким забором и зарослями бананов. Тут жили в заточении две жены Аба-Джефара и две его наложницы.
Царь Джиммы сидел около очага в окружении приближенных. Он поднялся со своего места и поздоровался с гостем по-европейски, за руку.
Ото был молодой красивый человек. Лицо его обрамляла густая черная борода. Курчавые волосы были коротко острижены. Громадные золотые перстни блестели на пальцах.
Теперь Аба-Джефар считался одним из послушнейших вассалов Менелика II. Но так было не всегда. Через два года после присоединения Джиммы к Эфионии Менелик заметил, что Аба-Джефар чрезмерно увеличивает свое войско и переманивает эфиопских солдат к себе на службу. Менелику это не понравилось, и он заточил Аба-Джефара на год в Анкобере. Когда Аба-Джефар отбыл наказание, он вновь получил от Менелика престол Джиммы. И с тех пор он ничем не навлекал на себя гнев императора.
На ломаном амхарском языке царь расспрашивал путешественника про дорогу, осведомился о его самочувствии, а затем извинился и попросил подождать настало время вечерней молитвы. Мальчик-слуга внес в покои серебряный таз и кувшин, и Аба-Джефар, как и положено мусульманину, омыл руки, ноги, грудь, голову, плечи. Затем он поднялся на белую каменную площадку, покрытую циновкой, и обратившись лицом к востоку, начал молиться.
В темноте ярко пылал костер, и в его свете картина моления казалась фантастической. Фигура царя, задрапированного в белую шамму, четко выделялась на фоне ночного неба. Он перебирал в руках четки, клал земные поклоны.
Но вот молитва окончилась, и прерванный разговор возобновился. Слуги внесли большой глиняный кофейник и угостили приезших ароматным кофе.
А потом царь приказал проводить гостя и его слуг на ночлег. Дорогу им освещали факелом, сделанным из бамбукового ствола, залитого воском.
Путники очень устали за день и буквально валились с ног. Когда они вошли в отведенные им покои, целый отряд рабынь во главе со старшим ключником принес от царя почетные дары — хлеб, баранов, кур, мед, молоко, сено и ячмень для мулов.
На следующий день царь Джиммы решил устроить торжественный прием в честь гостя, чтобы показать ему все великолепие своего двора.
Отряд гвардии, человек в пятьсот при полном параде, выстроился перед домом, где ночевал Булатович. Когда европеец вышел, воины поклонились ему до земли и торжественно двинулись ко дворцу.
В большом внутреннем дворе, служившем приемным залом и свободно вмещавшем несколько тысяч человек, высился деревянный павильон, своей архитектурой напоминавший индийские постройки. В этом павильоне в нише помещался устланный коврами трон царя Джиммы. На троне, по-турецки поджав ноги, сидел Аба-Джефар. Прямо против него стоял раскладной стул для гостя.
На ступеньках трона сидел мулла, а по бокам, на низеньких табуретках, размещались старики, главы древнейших и знатнейших родов.
Аба-Джефар приветствовал гостя по-арабски, а затем повел с ним оживленную беседу на амхарском языке.
Царя интересовали европейские государства — Булатович отметил для себя, что для владыки столь отдаленной от центров цивилизации страны он неплохо осведомлен.
Царь поинтересовался аптечкой Булатовича и спросил, не сможет ли он дать лекарств для его больной матери. Булатович предложил cначала осмотреть больную. Его повели по длинному узкому двору мимо домиков, у дверей которых стояли безусые евнухи с длинными кнутами.
Вход в дом, где жила царица, загораживала белая занавеска. Булатовичу вынесли стул, и разговор шел через занавеску. Женщина жаловалась на кашель и головные боли. Булатович вошел в комнату. На диване сидела женщина в черном, шитом золотом бурнусе. Она была очень красива и выглядела гораздо моложе своих сорока лет. В комнате стоял терпкий запах розового масла и сандала. Толпа служанок в кожаных юбочках была явно смущена появлением мужчины в этих покоях. Самые застенчивые не поднимали глаз, а те, что побойчее, с любопытством разглядывали белого «человека и перешептывались между собой.