По обе стороны экватора
Шрифт:
Дона Зелия разливает по чашечкам кофе, сеньор Жоржи дружелюбно смотрит на меня в ожидании, а у меня, как назло, вылетел из головы этот вопрос, который я вынашивал со вчерашнего дня. То есть не сам вопрос, а его перевод на португальский. Я мучительно вспоминаю заготовленную и напрочь забытую фразу, чувствую, что даже краснею от напряжения, но не могу вспомнить и, поскольку все вопрошающе глядят на меня, выпаливаю первое, что пришло в голову:
— У вас очень красивый дом…
Сеньор Жоржи улыбается и покачивает головой в знак согласия. Дона Зелия, которая в эту минуту ставит передо мной чашечку кофе, говорит:
— Да, он всем нравится. Его помогали отделать наши байанские друзья, художники и архитекторы. И знаете, кого мы должны благодарить за этот дом? — спрашивает
Мы с Виталием удивленно поворачиваемся к сеньору Жоржи. Он улыбается в седеющие усы и прихлебывает кофе.
— Да, да, — говорит его жена, усаживаясь на диван. — Жоржи продал американской кинофирме «Метро» авторские права на экранизацию «Габриэлы», и на эти деньги мы построили дом.
— А фильм? — спрашиваю я.
— Фильм до сих пор так и не снят, — говорит дона Зелия.
— К счастью, — добавляет сеньор Жоржи. — Надеюсь, что этого никогда не случится.
— Мы хотели, чтобы дом был типично байанский, — говорит дона Зелия, и, услышав слова «типично байанский», сразу же вспоминаю вопрос, который хотел задать хозяину дома:
— Сеньор Жоржи, я работаю в Бразилии совсем недавно, всего несколько месяцев, и в Баию приехал впервые, но уже много раз слышал, что Баия — это самый типичный бразильский штат, что душа Бразилии живет в Баие. Это правда? И если это правда, то объясните, пожалуйста, почему именно Баия приютила у себя «душу Бразилии». И вообще: что это такое — «бразильская душа»?..
— Конечно, душа страны нашей живет в Баие, — говорит сеньор Жоржи и ставит на столик чашечку кофе, словно давая понять, что время безмятежной болтовни кончилось, и сейчас начнется настоящий и серьезный разговор.
— Конечно, — повторяет он еще раз, смотрит в светлый, выложенный бело-голубыми изразцами пол, собирает морщины на лбу и начинает говорить неторопливо, словно размышляя вслух. Он говорит, что именно здесь, в Баие, родилось большинство обычаев и традиций бразильцев. Что именно на этой земле сложилась бразильская нация, вобравшая в себя все лучшее, что было в трех ее прародителях, в трех великих народах, которые смешали свою кровь, чтобы дать жизнь Бразилии: африканские негры, древнебразильские индейцы и выходцы из Португалии. Он говорит, что именно из этого великого смешения, этой случившейся именно на земле Баии встречи Америки, Африки и Европы, родилась не только этническая сущность бразильской нации, но и вся бразильская культура, характер, темперамент, словом, все то, что сегодня составляет неповторимый облик этой страны и ее людей. И поэтому именно здесь, в Баие, можно особенно хорошо почувствовать все самые лучшие, самые яркие и достойные уважения черты бразильцев. Например, демократизм.
— Вы видите на наших улицах людей разного цвета кожи, негров здесь больше, чем в Рио или в любом другом районе страны. Но вы никогда не заметите никаких расовых предрассудков и предубеждений. И если попытаться назвать самые типичные черты байанского характера, которые свойственны и остальным бразильцам, то это будут именно демократизм, простота, сердечность, присущая нам способность всегда по-братски встретить любого гостя нашей Земли…
Жоржи говорит вдохновенно и горячо. Он рассказывает о своих земляках, о друзьях и товарищах. Мы чувствуем, что он гордится своей землей, любит ее и счастлив, что живет и работает именно здесь. Он говорит о жизни людей, преисполненной страдания и горя, ведь подавляющее большинство сынов этой земли — нищие, бедняки, парии. Но при всех неурядицах, лишениях и несчастьях байанам, подобно всем остальным бразильцам и в большей степени, чем остальным бразильцам, присущи оптимизм, жизнелюбие, вера в то, что рано или поздно жизнь изменится к лучшему.
…Жоржи говорил долго, взволнованно, страстно. И мы слушали его с тем же волнением и трепетом, с каким он говорил. И Виталий, слава богу, не раскрывал свою записную книжку и не переспрашивал, как пишется слово «кандомбле» и что означает понятие «террейро». И дона Зелия не предлагала вновь наполнить пустые кофейные чашки. И никто не входил в эту комнату, словно озаренную вдохновением и радостью.
Возвращаясь
— Черт знает, отчего это случается: сидишь, задаешь важные и нужные вопросы, слушаешь правильные и обстоятельные ответы, и все вроде бы хорошо, гладко, прямо по учебнику, а потом приходишь домой и видишь, что все не так, все не то. Умно, правильно, но неинтересно. Но кто мне скажет, как заранее узнать, от какого вопроса загорится и разговорится твой собеседник?..
Вскоре я понял, что именно в этом — в умении «разбудить», зажечь своего собеседника — и кроется высшее искусство и, может быть, главная тайна журналистики. С Жоржи Амаду я больше так и не встретился там, в Бразилии. Но продолжал следить за его творчеством, читал все, что выходило из-под его пишущей машинки (я не сказал: «из-под его пера», ибо знаю, что он пишет только на машинке), собирал рецензии и интервью, которые брали у него бразильские и зарубежные журналисты. И, разумеется, размышлял о его книгах, о его героях. Пытался постичь причины его феноменального успеха в своей стране и за рубежом. И спустя уже много лет после той единственной встречи с писателем в Баие, к 70-летию со дня рождения Мастера, появился очерк. Нечто вроде попытки понять, в чем секрет неотразимого профессионального обаяния «сеньора Жоржи» и неугасимого интереса, который вызывают у людей его романы. И все, что он пишет. Я хочу процитировать его в этой книге.
«Несколько лет назад на Цейлоне (это было в те времена, когда государство это еще не называлось Шри Ланкой) Жоржи Амаду и его жена, находившиеся проездом в том далеком уголке света, случайно встретились за утренним кофе с единственным, кроме них, постояльцем маленькой гостиницы. Как всегда бывает в таких ситуациях, за учтивыми поклонами и скупыми замечаниями о погоде последовали взаимные представления. Узнав, что имеет дело с бразильцами, исландец пришел в волнение и спросил, не знакомы ли они случайно с великим писателем из их страны — Жоржи Амаду. Дело в том, что он только что прочитал изданное недавно на исландском языке „Мертвое море“, пришел в восторг и был бы счастлив выразить свою признательность соотечественникам автора этой поистине выдающейся книги…
Итак, бразильский роман на исландском языке на острове Цейлон! Согласитесь, что трудно представить себе иную ситуацию, которая столь наглядно рисовала бы поистине безграничную популярность писателя, произведения которого печатаются почти на четырех десятках языков мира: от английского до вьетнамского, от китайского до арабского. Десять лет назад, когда Жоржи Амаду отмечал свое 60-летие, бразильский журнал „Вежа“ сообщил, что только на родине книги его изданы тиражом два с половиной миллиона экземпляров. И это в стране, где более половины населения неграмотно и где книге крайне трудно оторвать человека от экрана телевизора, транслирующего бесчисленные футбольные матчи!
Видимо, было бы не очень этично безапелляционно присвоить Жоржи Амаду „звание“ лучшего писателя Бразилии: в конце концов на вкус и цвет, как говорится, товарища нет, бразильская литература очень богата талантами и яркими именами, да и вообще литература — это не спорт с его объективными показателями, выраженными в голах, очках и секундах. Давно уже не секрет, что даже астрономические тиражи книг далеко не всегда способны служить пропуском на литературный Олимп и в сердца людей, понимающих толк в хорошей литературе. Вспомним, например, авторов „комиксов“ типа Микки Спиллейна или даже таких, претендующих на звание писателя книгопеков, как Ирвин Уоллес. Обо всем этом можно спорить бесконечно долго, но в любых литературных спорах дискуссия сразу же угасает, когда произносится имя Жоржи Амаду. И когда неожиданно осознаешь, какой глубокий символ несет в себе фамилия писателя: ведь „Амаду“ в переводе на русский означает „любимый“… Да, он действительно любим и почитаем. Безусловный авторитет этого имени у критиков и читателей сомнению не подлежит. И хочется спросить: почему?