По обе стороны фронтира
Шрифт:
– Во Франции тоже было свободное общество. А закончили Бонапартом, – буркнул один из офицеров.
Но прочие зашикали на него, мол, зачем такое поминать?
– Франция – не совсем удачный пример, – справедливости ради заметил круглолицый. – Революция, убийство короля, борьба разных групп между собой. Наконец, непрерывные войны, поневоле выдвинувшие наверх самого способного. Наконец, личные качества Бонапарта, не просто узурпировавшего власть, а попытавшегося распространить ее на весь мир… Здесь же, на новом месте, действительно даже интересно, к чему они придут?
– К торговой республике скорее всего. Если
– Почему же к торговой, Матюшкин?
– Объясняю. – Матюшкин отодвинул чуть в сторону бокал. – В мире уже не раз и не два возникали общества без монарха. Венеция, наш Новгород… И какими становились основные занятия жителей? Правильно. Торговля. Не ведаю: почему? Может, отсутствие служивого сословия и человека, который по праву наследства обязан думать категориями веков, способствует приходу к власти людей, кои в отсутствии понятий «долг», «честь» и прочее все силы обращают на личное обогащение? Причем в условиях власти выборной к ней и приходят люди, наиболее энергичные, способные на поступки. Скажем так, в большинстве своем весьма нехорошие, связанные с наживой. Порядочному человеку трудно чего-то достичь там, где нет определенных нравственных правил. Тут поневоле действуют люди сомнительные, зато предприимчивые. Затем следует определенное вырождение.
– Ты пессимист, – обличил приятеля круглолицый. – Почему бы не вообразить то самое идеальное общество, о котором писали великие просветители?
– Отнюдь. Просто, как помнишь, Завалишин, мне доводилось бывать в здешних краях. Потому я прекрасно помню, например, то, что севернее Мексики официально существует рабство. Несмотря на все разговоры о свободе, равенстве и братстве. Да и прочие поступки республиканцев я одобряю далеко не всегда. Палка о двух концах. Я просто напоминаю о существовании второго.
– Но ведь действительно рабство, – протянул кто-то.
– Да, – вынужден был согласиться Пуляковский. – В части штатов оно существует. Но свободные люди сами решили вопрос о нем. Люди, заметьте, не власть.
– Рабы, например, – с ноткой иронии заметил Матюшкин.
– Негры.
– Все равно, люди. Странное равенство – не для всех. И потом, помнится, мы едва всерьез не повоевали со свободными людьми. Не в обиду, а как факт. По мне, своеобразное государство, но недостатков в нем не меньше, чем в любом другом. А свобода… Вы никогда, господа, не пытались определить, что это вообще такое? Насколько она вообще достижима в обществе, где помимо наших личных интересов имеются еще и общие, и их тоже нужно выполнять? Боюсь, полная свобода слишком многими будет воспринята как вседозволенность. И как найти золотую середину, понятия не имею.
– Ты и скажешь, – покачал головой Завалишин.
– Панове! Господа! Я не утверждаю, будто в соседней стране все идеально, – Пуляковский даже вскинул руки, словно сдаваясь в плен. – Но это лишь начало. Не все же сразу! Зато – республика, выборное правление, государство едва вмешивается в жизнь граждан…
Говорил, а сам думал: наверняка хоть кто-нибудь из моряков принадлежит к вольным каменщикам. Не к одной ложе, так к другой. Быть того не может, чтобы кто-нибудь из шестерых не вступил хоть в одно общество. Пусть образ жизни моряков не позволяет регулярно посещать собрания, но все-таки хоть изредка…
В России борются с масонами, да только смысл в борьбе, когда к
Только как понять, кто именно? Некоторые вещи в открытую не говорят даже знакомым. В том числе – по смыслу принятых в ложах правил.
Не зря общества так и называются – тайными.
Глава девятая
Асиенда в верхнем течении Рио-Гранде
Асиенда считалась молодой. Не прошло и трех лет, как на пустующих землях возник не такой и большой дом, к нему добавились хозяйственные пристройки, помещения для работников – и вот уже спокойствие окрестных полей было нарушено. Вместо дикорастущих трав – культурные растения, на лугах – домашние животные.
Казна была скупа и предоставляла переселенцам немногое, остальное требовалось зарабатывать самим. Но если кое-какие денежки имелись изначально, дело шло намного легче.
В данном случае некоторые капиталы у хозяев были. Невеликие в сравнении с некоторыми богачами, но в сочетании с подъемными и со взятым в новом Переселенческом банке кредитом вполне достаточные для первоначальных действий. Вкупе к ним имелась убежденность – все люди братья. Достаточно объяснить работникам: они тоже прямо заинтересованы в результатах труда, богаче хозяин, богаче и они, и свободные труженики горы свернут, в лепешку расшибутся, в несколько лет сделают участок процветающим.
Участок во многом выбран был специально. Так, чтобы поблизости не имелось соседей, следовательно, было бы куда расширяться без проблем. Да и отсутствие посторонних глаз помогало избегнуть пересудов, свободно строить свободное сообщество свободных тружеников по новым законам.
Начитался Климент Семенович когда-то литературы. Даже в отставку вышел малым чином для пущих удобств к чтению. Только на собственных родовых землях начинать было немного боязно – а что скажет власть? Пусть вроде поощряет разные формы хозяйствования, даже как бы негласно выступает за освобождение крепостных, и все-таки… Не Европа, Азия-с.
Гроза Двенадцатого года не дошла до имения Лавренкова. Ждал он втайне Наполеона, да слабоват оказался французский император до Волги дойти. Покатился назад, по пути теряя былое величие, а затем и вовсе сгинул на Святой Елене.
Собственные дела шли все хуже, тяжба с родственниками, залог имения, никаких перспектив к дальнейшему росту, а тут – возможность начать жизнь сначала в неведомых далеких краях да еще на новых принципах.
Но – удивительно – три года труда не принесли достатка. И земля была неплохой, и вода рядом, и работников набрано – крепостных дома столько не было, однако…
Ладно, первый год, когда и строились, и обрабатывали земли одновременно. Ладно, второй, когда вместо небольших полей замахнулись на большее. В итоге просто не успели вовремя ни вспахать, ни посеять, а собирать особо оказалось нечего. Едва на прокорм работникам да самому хозяину.
Что-то в принципах было не так. Здоровенные негры по каким-то неведомым причинам не могли понять собственную выгоду и работали отнюдь не в полную силу. Не помогало даже братское отношение Лавренкова к простым работникам и его человеколюбивые заботы. Хлеб рос плохо, скот чах, люди уходили на поиски лучших мест, а пришедшие на их место работали отнюдь не лучше предшественников.