По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация
Шрифт:
Собственно сами «Белые кресты» были сформированы под Велижем [59] . В мемуарной и исследовательской литературе нет точной даты их появления. Олег Светлов писал о том, что отряд создали в августе — начале сентября, за месяц до начала операции «Тайфун» (2 октября 1941 года) {276} . Историк Кирилл Александров в качестве даты назвал 24 августа {277} . Можно сказать, что образование отряда произошло не ранее 14 июля, когда Велиж был взят частями вермахта.
59
У Светлова город ошибочно назван Велишем (Светлов О. Братство Белого Креста. С. 80).
Не все ясно и с выбором названия соединения. Светлов вспоминал: «в отличие от немецких частей, солдаты и офицеры русского добровольческого
Возможно, учитывая, что его первоначальный костяк составили эмигранты, оно восходит к символике Северо-западной армии генерала от инфантерии Николая Юденича [60] . Белый крест присутствовал и в символике Балтийского ландвера, а в эмиграции — на знаках Пражского отделения РОВСа, Русского общенационального державного движения. Вероятность влияния офицерского креста Особого маньчжурского отряда или Знака беженцев (Гирин) представляется маловероятной.
60
В Северо-западной армии была принята следующая нарукавная эмблема: угол, цвета национального флага, острым концом обращенный вверх и расположенный под ним белый крест.
Впрочем, мне пока не удалось найти подтверждения, что кто-либо из известных военнослужащих «Белых крестов» ранее служил у Юденича. Вопрос остается открытым.
Также для русских добровольцев вводились погоны, идентичные Русской императорской армии {279} . [61]
Первоначально был сформирован отряд из 50 человек {280} . Командные должности в нем заняло несколько эмигрантов (из примерно 110), прибывших в 9-ю армию {281} . Изгнанники набирались не только из живших в Германии русских, но и из других европейских стран. Один из них, старший лейтенант Насанов, еще в 1932 году бежал из Советского Союза в Финляндию, но большинство принадлежало к первой волне {282} . Отношения между ними не были простыми. Вот несколько характеристик-портретов своих коллег, сделанных Ранценом во время их следования на фронт: «Борис Федорович Шишка-рев — дурак и выскочка… Одиночка. Поп расстрига, рыжий; Князь Мещерский (говорят, сволочь); Жоржик из Франции (…с моноклем); Сычев называет себя v. Sythev — мерзавец, в общем, порядочный. На фронт ехать боится, метит в штаб подальше в тыл» {283} . Отличались и политические взгляды коллаборантов. Если Гешвенд и Светлов надеялись на возрождение национальной России и скептически (по крайней мере, после войны) оценивали политику Гитлера («враждебное, антирусское мировоззрение»), то Ранцен вполне благожелательно относился к национал-социализму, отождествляя себя с Германией. Так, в записи после 23 ноября 1941 года он отмечал: «сегодня получили хорошие и плохие сведения. Хорошие: Клин взят нашими танками… Плохие: Удет и Мельдерс разбились» {284} . [62] Нельзя исключить, учитывая небольшое число эмигрантов, что кто-то из названных Ранценом лиц или же разделяющих его мировоззрение оказался в «Белых крестах».
61
Интересно, что в РННА также были введены погоны. На них вместо звездочек были перенесены знаки различия РККА с петлиц.
62
Ср. с записью без даты (после 19 октября): «Наши танки взяли Бородино».
Основной состав набирался из красноармейцев. Часть из них сразу же заняла должности младшего начальствующего состава соединения (август — сентябрь 1941 г.){285}. Роту возглавил Заустинский, приехавший на фронт, по одним сведениям, из Парижа, где у него был небольшой продуктовый магазин, по другим — из Германии, где он работал на одном из заводов{286}. Ротмистру легко удалось найти общий язык с бывшими красноармейцами. Он вспоминал в интервью Николаю Брешко-Брешковскому (сыну печально знаменитой «бабушки русской революции»): «формируйте из пленных красноармейцев отряд… Вы же командир этой отдельной части. Мы верим в вас и верим вам… Я получил из лагеря пятьдесят красноармейцев… Пустые глаза, до жуткости пустые. В них и животный страх, и отупение, и забитость, и недоверие, недоверие зверенышей, не знающих ни доброго слова, ни человеческого отношения!.. Они принесли с собою все то дурное, отвратительное, чем отравляла их каторжная власть: ложь, шпионство друг за другом, воровство, жадность, боязнь сказать лишнее слово… Первое впечатление, и щемящая тоска и гнев: во что превратила жидовская сволочь этого русского парня, умного, разбитного? Во что? И я решил: попытаюсь воскресить в них русского человека… Я был мягок, сердечен и в то же время — требователен и строг. Они это поняли
Переучивать, вернее… Воинская безграмотность их была ужасающая!.. Кроме шагистики — ничего! Но и шагистика — срам один! Да и откуда? И тело их, и бедные мозги пребывали в вечном маразме, в обалдении от непосильных потуг объять идиотски-талмудическую проповедь ненависти бородача Маркса… Еще две недели усиленной муштровки, и получились отличные солдаты. Не только строй, выправка, но и чувство и знание каждым своего “маневра”… И вот вам: казалось, невозможное возможным стало… Я отдал им свою душу, и, взамен, их души раскрылись, потянулись к моей»{287}.
Гешвенд также подтверждал, что недавние красноармейцы любили ротмистра {288} .
В отечественной историографии участников этого формирования ошибочно представляют как военных переводчиков {289} . Возможно, подобное заблуждение было вызвано функцией рекрутировавшего их Управления делами русской эмиграции, действительно отправлявшего в армию именно переводчиков, а также тем, что создателями соединения выступили переводчики. На самом деле «Белые кресты» были подразделением, первоначально созданным для борьбы с партизанами {290} . В дальнейшем они стали батальоном в составе 18-го полка 6-й пехотной дивизии вермахта {291} . [63] Батальон продолжал заниматься контрпартизанской борьбой, а в дальнейшем выступал и как обычное полевое соединение.
63
Сергей Чуев ошибочно включил ее в состав 1-й пехотной дивизии. Чуев С. Власовцы — пасынки Третьего рейха. С. 48. В реальности, 1-я пехотная дивизия находилась в составе 18-й армии.
Непосредственной причиной создания отряда коллаборантов была активность выходящих из окружения красноармейцев и появление первых партизанских отрядов. Так, Векманн «в первые недели войны с Советами… был глубоко возмущен, что плен избежавшие красноармейцы по-партизански скрываются и стреляют в спину немецких солдат, и говорил: “Они же воюют не шпагой, не рапирой, а булавой!”»{292}. На самого Векманна было совершено покушение в Сычевке. В качестве акции возмездия нацисты казнили около 20 человек{293}. Слова Векманна подтверждал и Ранцен. В записи от 8 августа 1941 года он писал: «во всех лесах и тылу у нас партизаны»{294}.
Следует отметить, что нежелание капитулировать было характерно и для других участков фронта. Названный теоретиком танковой войны Гейнцем Гудерианом «самым лучшим оперативным умом» вермахта, Эрих фон Манштейн вспоминал: «Уже в этот первый день нам пришлось познакомиться с теми методами, которыми велась война с советской стороны… часто случалось, что советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются в плен, а после того, как наши пехотинцы подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый симулировал смерть, а потом с тыла стрелял в наших солдат»{295}.
В дальнейшем пополнение шло также из числа окруженцев. При этом критерий отбора был в первую очередь личностным. Вопрос о зачислении решался Заустинским и его ближайшими помощниками. Немецкие инструкции игнорировались, а контрразведка не вмешивалась{296}.
Тогда же была предпринята попытка политического строительства. Командование «Белых крестов» предложило создать в Смоленске «Русское временное освободительное правительство». Мысль понравилась Штраусу, который также придерживался мнения, что необходимо сформировать «русское независимое правительство, с которым надо заключить мир», также идею одобрил и командующий группой армий Центр генерал-фельдмаршал Федор фон Бок{297}.
Но дальше заявлений дело не пошло. Возможно, он был включен в меморандум о создании 200-тысячной Русской освободительной армии, который составили фон Хеннинг фон Тресков, Рудольф-Кристоф фон Герсдорф и Вильфрид Штрик-Штрикфельдт. Меморандум также получил одобрение фон Бока, который переслал его фон Браухичу. Последний наложил резолюцию: «считаю решающим для исхода войны»{298}. Однако отрицательная оценка политического руководства рейха и отставка Браухича (19 декабря 1941 г.) свели на нет усилия части командования вермахта.