По образу и подобию
Шрифт:
А в Тима хоть верь, хоть не верь — результат один. Он таскает за собой проблемы и беды как змея собственный хвост. Такова его паранорма. А ты говоришь, что знаешь его вот уже несколько дней!
— И ничего не случилось, — буркнула Алёна.
— Как же, ничего. С подругой кто поссорился? У кого аттестация на носу с низкими результатами?
— Мама! Я же ещё ничего не сдала, откуда ты мои результаты знать можешь!
— Да оттуда, что вместо подготовки ты в игрушки по ночам режешься, — жёстко заявила мама. — Ты даже прятаться перестала уже! Захожу в комнату, там заставка аэросладжа, во всей красе, с полным отчётом по времени. Совесть
— Прости, — разозлилась Алёна, — но уж в аэроспадж меня не Тим погнал!
— Какая разница, — отмахнулась мама. — Главное, ты его увидела. И не просто увидела, начала общаться! Привела в дом. Всё, нам конец. Можно смело заворачиваться в простыню и ползти в крематорий!
Мама с размаху села на ближайшую лавочку, поставила локти на колени и упёрла кулаки в лоб.
— Я его увидела перед последней своей командировкой в Идилиб, — сообщила она. — Он заяви лея к нам на базу, и тоже бред всякий нёс, а потом отключился, вот как примерно сейчас. Что в Идилибе произошло, ты знаешь. Сколько наших там погибло…
— Совпадение… — неуверенно выговорила Алёна.
— Таких совпадений зафиксировано столько, что статистику засекретили, — от греха, — горько сказала мама, не поднимая головы. — Я боюсь за тебя, Элен, — призналась она через мгновение.
Алёна села рядом, приткнулась щекой к маминому плечу, вдохнула бесконечно родной запах — жасмин, гвоздика, полынь, бергамот, лесные травы… Мама обняла её, прижала к себе так, будто уже теряла, безвозвратно и навсегда.
— Мам, — сказала Алёна, — а может, ты просто веришь в чёрную кошку, а? Тим — хороший. Правда, хороший! Честное слово.
— Влюбилась? — понимающе спросила мама.
Алёна качнула головой и вдруг спросила со внезапной надеждой:
— А это можно посчитать за беду?
— Твою влюблённость в парня-прайма с самой страшной паранормой из всех, что я знаю? — уточнила мама. — Возможно.
— Ты будешь запрещать нам встречаться, — сказала Алёна. — Я буду беситься. Мы будем ссориться и мотать друг другу нервы… А?
Мама долго молчала, не разжимая рук.
— Будь осторожна, Элен, — сказала она наконец. — Пожалуйста. Просто будь осторожна и внимательна. Верь интуиции своей. Если что-то тебе не нравится, не хочется делать или настроение вдруг пропало, — это повод насторожиться. Это повод насторожиться всегда, а теперь и подавно. Обещаешь?
— Да, мам, — сказала Алёна с облегчением. — Обещаю…
— Врёшь ведь, — с тоской сказала мама. — Забудешь.
— Не-а. Честное слово!
Мама только вздохнула. Дальше они ждали молча, Алёна даже вздремнула у мамы на плече, почти как в детстве. А потом маме пришёл вызов. Она, пока слушала сообщение, менялась в лице, словно подвели её к краю пропасти и уже подтолкнули в спину.
— Учебная тревога, — с бледным лицом сообщила мама. — Угораздило их! Прямо сейчас.
Учебная тревога или тревожное положение объявлялись периодически по совершенно безумному графику, никогда заранее нельзя было догадаться, когда начнётся следующий кипиш. Так и задумывалось. Боевая готовность должна поддерживаться на очень высоком уровне всегда. Каждый, участвовавший в забаве, обязан был прибыть на своё рабочее место в течение нескольких часов.
И иногда эти тревоги оказывались вовсе не учебными. Федерация Свободных Стран Северо-Восточного Региона не дружила со странами региона Юго-Западного. Мягко говоря. Попытки показать кузькину мать соседям по планете не прекращались никогда. Мир был полон тревожных событий и близок к тотальной войне на поражение как ещё никогда за всю историю.
— Мне нужно уехать, — сказала мама. — Алёна…
— Я останусь, — тут же сказала она.
— Знаю. Но я тебя прошу, никуда не уходи отсюда, пожалуйста!
Мама присела на корточки перед нею, взяла её руки в свои ладони. Заговорила предельно серьёзно:
— Не покидай здание, не выходи с этажа даже. Я попрошу Виктора, он заберёт тебя отсюда. У него как раз по штатному расписанию отгул. Он позаботится о тебе.
— Мам, со мной ничего не слу…
— Элен!
С маминой паранойей бороться было бесполезно. Алёна помнила, как года два тому назад мама вдруг испугалась ножа в руке дочери. Каковая дочь, к тому времени, уже не только картошку могла спокойно почистить, но и воткнуть этот нож прямо в яблочко за двадцать шагов. Две недели ада: никаких ножей ни в доме, ни на тренингах. Мама даже ходила к инструктору Скорину и требовала внести изменений в программу. Одногруппники потом задразнили до смерти. Ни до, ни после Алёна не дралась столько с ними!
А потом нож, неудачно брошенный кем-то из приятелей в сумасшедшей, обожаемый всеми подростками игре «поймай лягушку» буквально расчесал волосы, срезав лоскут кожи. Алёна тогда ничего не почувствовала, да и, прямо скажем, вся их компания относилась с презрением к ранам и посерьёзнее. Халька Мальсагова прилепила на царапину лист подорожника, перед этим от души на тот лист поплевав. Игра продолжилась. А когда Алёна вернулась домой, маму едва не хватил инфаркт: видок у дочки был ещё тот — волосы и лоб в крови, и выглядело всё страшненько, мама бог знает что уже себе придумала за те краткие минуты забега в ближайший травмпункт.
Врачи промыли царапину, успокоили. Ранка не успела поймать инфекцию и зажила быстро. Ну, там багровый шрам покрасовался на лбу несколько дней, и пропал.
Пропал и мамин страх, словно выключили его.
Но сейчас, вспоминая, Алёна задним числом испугалась. Пройди тот нож сантиметром ниже… Пирокинетической паранорме тоже свойственно ясновидение, в ослабленном виде, разумеется, с целителями не сравнить. Но вот такие эмоции никогда не возникают случайно, сами по себе. Мама боялась потому, что чувствовала неладное, какую-то смертельную грань, на которую встала дочь через знакомство с Тимом Флаконниковым. Как в случае с тем ножом. Облило жарким стыдом за то, как вела себя тогда. А ведь мама беспокоилась искренне! И не на пустом месте.
— Хорошо, мама, — пообещала Алёна. — Я никуда отсюда не уйду. Я дождусь Огнева.
— Не уходи с этажа, — повторила мама снова, стискивая руки холодными влажными ладонями девочки.
— Не уйду, — кивнула та.
— Хорошо.
На том и расстались.
Профессор Ольмезовский пришёл, как обещал, через три часа, даже немного раньше. Он переоделся в лабораторную одежду — брюки и тунику зеленоватого оттенка, отчего сразу стал похож на хирурга из родного травмпункта. С хирургом Алёна плотно познакомилась за три года до истории с ножом: прыгнула на спор с опоры монорельса, а было там, на минуточку, метра четыре. Хирург, отменная язва, в свойственной ему ехидной манере попросил в следующий раз выбрать для прыжка что-нибудь повыше. Чтобы не мучиться зря самому и пациентку не мучить, а со спокойной совестью свалить работу сразу в анатомическое отделение, минуя реанимацию. Надо ли говорить, что после выписки Алёна с таких высот больше не прыгала?