По образу и подобию
Шрифт:
— И… что теперь? — тихо спросила Алёна, вытирая об одежду влажные ладони.
— Проверим. Эмбрион, если беременность всё же наступила, придётся извлечь…
— Вы убьёте моего ребёнка! — взвилась Алёна.
Ольмезовский поднял ладонь.
— Тише, — холодно сказал он. — Выключите эмоции, включите рацио. Я работаю над линией «о-нор» всю свою жизнь, с чего мне убивать вашего ребёнка? Наоборот, буду рад пронаблюдать, что из него получится. Но вам, во-первых, ещё рано развлекаться натуральными родами, Элен. Во-вторых, вы не сможете выносить этого
— В чём дело? — недовольно осведомилась Роза, возникая на пороге. — Вы сорвали меня прямо с лекции, Олег. Что сгорело, кого реанимировать?
— Полюбуйтесь, — кивнул профессор на Алёну. — Как вам?
— А, — сощурилась Роза, рассматривая девочку. — А! Ну, пошли со мной, горе ты наше горькое. Пошли!
Алёна пошла, поджимая пальцы на ногах от страха. Она не представляла себе в деталях масштаб обрушившийся на неё проблемы, но ужас испытывала изрядный, осязаемый каждой клеточкой тела. Что сказать маме?! И как выдержать взгляд Огнева? «Элен», — раздался в памяти его голос, — «ты обещала не трепать нервы матери!» Жуть…
Несколько коридоров, пара лифтов, — долгий путь, и всё вверх, на заоблачные этажи Института. Как на Голгофу. Про Голгофу Алёна когда-то читала из спортивного интереса, и вот, вспомнилось. Креста только на спине нет разве что. Но тяжесть та же: неподъёмная.
Роза провела свою подопечную через высокие стеклянные двери. Факультет Паранормальной Медицины, значилось на информационном полотне наверху. А на одной из прозрачных створок бежала вязь стилизованных под почерк от руки букв: Светя другим — сгораю сам… Девиз целителей, надо думать. Они ведь и вправду горели на своей работе… Кто не слышал об их паранормальных срывах при попытке вытянуть из бездны безнадёжные даже для них случаи?
— Ирма! — окликнула Роза какую-то женщину, идущую впереди.
Та обернулась и с удивлением воскликнула:
— Роза Тимофеевна! Быстро же вы вернулись!
— Первый операционный блок, репликаторный комплекс типа «арс»… да, думаю, «арс»… пятьсот, нет, лучше семьсот три. Халат, перчатки… я сейчас подойду.
— Сделаем, — кивнула Ирма, и заспешила по коридору.
— Погодите, — в ужасе пискнула Алёна. — Да погодите же!
Она забежала вперёд, развернулась к Розе лицом и продолжала идти спиной, потому что дочь Тимофея останавливаться не собиралась.
— Вы что? Вы это серьёзно — операционный блок? Я что, я правда беременна?!
— От незащищённого секса с мужчиной бывают дети, малыш, — ласково сказала Роза. — Не знала? Ну, теперь знаешь. Не споткнись, ступенька.
Своевременное предупреждение. Алёне пришлось подскочить, чтобы не шмякнуться.
— Кстати, и скачок в тренировках до Гаманина пять и два объясняется именно беременностью, — невозмутимо пояснила Роза. — Ты, конечно, скажешь, что упорно и плодотворно тренировалась в последние пять дней перед аттестацией.
Но я — старая циничная тётка-врач, повидавшая жизнь, и я знаю, что чудес не бывает. Уровень псикинозона в крови подскочил из-за пробуждения эмбриона с паранормой психокинеза, вот и вся твоя заслуга. Пришли. Сюда…
Операционная выглядела ужасающе. Стерильность, неистребимые запахи лекарств, невозмутимая Роза Тимофеевна, влезающая во врачебную спецодежду — халат, шапочка на голову, перчатки. Но больше всего паники вызвало гинекологическое кресло по центру.
— Знаю, — сочувственно сказала Роза. — Выглядит, как эшафот. Ну, что ж, добро пожаловать во взрослую жизнь. Ложись.
— А это не больно? — с опаской спросила Алёна, косясь на кресло.
— Нет. Ты вообще уснёшь, ничего не почувствуешь. Потом, когда очнёшься, возможен некоторый дискомфорт внизу живота, может быть, кровянистые выделения, общая слабость…
— А можно мне не спать? — спросила Алёна. — Я хочу смотреть!
— Не на что там тебе смотреть, — Роза начала сердиться. — Давай ложись! Или помочь тебе?
Она имеет в виду телепатическое принуждение, поняла Алёна и обозлилась:
— Не надо. Сама…
Очнулась она в палате. В двухместной, но соседняя койка пустовала. Рядом сидела на стульчике Роза, держала за руку. Увидела, что девушка открыла глаза, и руку убрала. Но на коже ещё оставался жгучий след от прикосновения целительницы…
— С эмбрионом всё в порядке, — уведомила Роза. — Здоров… на удивление. Пересадка прошла успешно.
— Мне… мне надо сказать Тиму! — вскинулась было Алёна.
— Успеешь. Лежи.
«И маме», — липким ужасом прошлось по телу осознание случившейся беды. — «Она убьёт меня!»
— Когда, говоришь, произошло зачатие? — поинтересовалась Роза.
Алёна про это ничего не говорила, но, тщательно припомнив дату, назвала день.
— Да этого не может быть! — растерянно воскликнула целительница.
— Почему? — спросил Олег Ольгердович, входя в палату.
Он снова был в лабораторной одежде, отчего сознание восприняло его как хирурга из числа коллег Розы Тимофеевны.
— Возраст эмбриона старше, чем утверждает девочка. Поскольку в непорочное зачатие без специальных подручных средств я не верю, то как бы нам с вами, Олег, на прогерию не нарваться…
Прогерия. Слово звучало очень нехорошо.
— Этого ещё не хватало, — озабоченно выговорил профессор.
— Что случилось? — жалобно спросила Алёна. — О чём вы?
— Спи, — велела ей Роза. — Помочь уснуть? Матери твоей я сообщу.
— Ой, не надо, не надо маме! — в панике вскричала Алёна. — Маме я сама, сама. Пожалуйста! И засну тоже сама…
Кто её знает, Розу. Усыпит ещё на неделю, с неё станется.
— Ладно, — Олег Ольгердович придержал Розу за локоть, — пойдём. Пусть девочка пока отдохнет. Не переживайте, Элен, — мягко сказал он. — Всё хорошо. Всё будет хорошо…