По острию ножа
Шрифт:
— А хороша винтовочка, честное слово, — мечтательно сказал Петрашевский. — На совесть поработали оружейники.
— Думали, что для своих стараются…
— Все при ней: глушитель штатный, пламегаситель отменный, на уровне мировых стандартов, оптика своя, но не хуже немецкой. Ну, чего еще? Полуавтоматическая.
— И калибр подходящий — 12 миллиметров, — докончил Матейченков. — Кстати, были изъяты и другие винтовки?
— Да.
— Какие именно?
— Тоже все наши. Это ВСС калибра 9,3 миллиметра…
— Винторезы, что ли?
— Они самые.
— Тоже хорошее оружие. Все?
— И еще СВД, калибра 7,62 миллиметра. Причем все модернизированные. И новенькие, как говорится, с иголочки. Крепко поставщики постарались. Всеми необходимыми прибамбасами снабдили свой товар.
— А именно?
— Представьте себе, даже сошки присобачили.
— Как у ручных пулеметов?
— Да.
— Покажешь, я таких еще не видел.
— Конечно. А каждый материал, который пошел на изготовление винтовки, имеет сертификат качества…
— Сволочи! — генерал сжал увесистые кулаки. Петрашевский первый раз видел его вышедшим из равновесия.
— И это еще не все.
— Ну!?
— Оптика винтовок снабжена антибликовой защитой.
— Но это же очень дорого!
— Как говорится, «фирма веников не вяжет». Зато вражеским снайперам пользоваться удобно. Известно ведь, что для снайпера самое противное — это блики прицела. Вот продавцы и расстарались.
— Вот что, Николай Константинович. Изложи мне все эти детали в докладной. Я, будет время, специально по этому делу в Москву слетаю — доведу расследование до конца. Пора безобразиям поставить предел, черт бы их драл!
Глава 14. А есть ли будущее?
Занимаясь текущими делами, как бы важны и принципиально необходимы они ни были, полномочный представитель Президента РФ, как человек государственный, не мог не задумываться о будущем Чечни.
Кончится война. А что дальше?
На эту тему он не раз беседовал с ответственными лицами — руководителями Чеченской Республики, представителями политической элиты. Беседа с одним из них, грузным чеченцем в неизменной папахе, особенно врезалась в память.
— Я когда в первый раз приехал в Чечню, — сказал генерал Матейченков, — честно скажу, ужаснулся, хотя в жизни повидал всякое. Разрушения показались мне чрезмерными.
— Это так.
— И все это рано или поздно придется восстанавливать, — продолжал полпред.
— Конечно. Иначе мирную жизнь у нас не наладишь, — согласился его собеседник.
— Но главную проблему я вижу даже не в этом, а в другом, — сказал генерал. — Видите ли, я все время обращаюсь к первой чеченской войне — нашей вчерашней истории. Ну подписали мы Хасавюртовские соглашения. Пришли к худому миру…
— Который все же лучше доброй ссоры…
— Дело было, можно сказать, вчера — всего пять лет назад. Тогда Россия рьяно кинулась восстанавливать Чечню. На это были брошены огромные финансовые средства и материальные ресурсы. А результат?
— Несоразмерный с затратами.
— Вот именно, — воскликнул Матейченков. — А почему, можете вы мне это объяснить?
— Могу сообщить свое личное мнение.
— Интересно.
— Средства действительно из России после первой войны поступали к нам колоссальные. Я сам принимал непосредственное участие в возрождении республики. На каких только должностях я не перебывал! Был и нефтяником, и металлургом, и организатором в сельском хозяйстве, но в первую очередь, конечно, — строителем. Да я ведь и по специальности — строитель.
— Что заканчивали?
— Московский инженерно-строительный институт. Могу засвидетельствовать: тогда среди нашего народа царил всеобщий энтузиазм. Ну были, конечно, исключения, но не они, как говорится, делали погоду.
— Так почему же ничего не получилось?
— Видимо, кому-то такая ситуация очень пришлась не по вкусу. И ее стали ломать и корежить, причем на чеченский лад: убивать активистов, портить и расхищать стройматериалы, которые приходили со всех концов России целыми эшелонами. Но самое страшное — похищать людей и требовать за них выкуп.
— Видимо, не кого попало похищали?
— В этом вся соль! — воскликнул собеседник Матейченкова. — Похищали наиболее ценных специалистов, руководителей строительных работ, энергетиков и нефтяников. А на восстановлении-то работали у нас в основном частные фирмы, а отнюдь не государственные структуры. И начали свертывать работы, перестали посылать в Чечню людей, хотя здесь можно было неплохо заработать. Кому охота рисковать собственной жизнью?
— Все это документировано?
— Конечно. У меня осталась гора документов. За каждого похищенного бандиты — назовем их так — требовали огромный выкуп. И его приходилось платить — то ли гласно, то ли негласно — если человека хотели вернуть живым. Иначе его безжалостно убивали.
— И в России были люди, заинтересованные в возрождении в Чечне хаоса, — заметил Матейченков.
— Безусловно. Ну а к чему все это привело, вы, как полномочный представитель президента, знаете теперь не хуже меня. Могу только привести несколько фактов. Все, что с таким трудом тогда построили, снова подверглось разгрому. Возьмем, скажем, наши железные дороги. Знаете, какой ущерб на сегодняшний день им нанесен?
— Точной цифры у меня нет.
— Два миллиарда рублей, — сказал чеченец.
— Что-то больно много.
— Именно так. Дело не во взорванном железнодорожном полотне, не в испорченных вагонах. Разгадка этой невообразимой цифры состоит всего в двух словах: цветные металлы.
— Эта же беда и у нас в России.
— Но не в таких масштабах! У нас содрали практически весь контактный провод, ободрали все подстанции, все средства связи. Я, кстати, хотел воспользоваться случаем и попросить у вас, Иван Иванович, помощи в организации охраны жизненно важных мирных объектов в освобожденных районах.