По острию ножа
Шрифт:
Не одна Роксолана следила за подъемом первого добровольца-спасателя.
Основная масса бойцов, разумеется, не знала ни о первом охотнике — лейтенанте, который вызвался обезвредить снайпера, ни о том, что его подстрелили, ни о добровольце, который решил спасти раненого товарища, стащив его с горы, они были поглощены ожесточенным боем с террористами. Отвлекать их было нельзя — это могло привести к катастрофическим последствиям.
Только небольшая группа посвященных была в курсе событий, и они,
Снайпер молчал.
Доброволец поднимался быстро: во-первых, он следовал по проторенному пути, во-вторых, ему не надо было тащить оружие. А кроме того, он понимал, что маскироваться и по этой причине ползти не имеет смысла, и потому поднимался, как заправский альпинист. Для того и захватил с собой самодельный альпеншток.
— Ближе, ближе, мой коханый… Только дай Аллах, чтобы ты не свернул с полдороги, — промурлыкала Роксолана и сплюнула, упомянув чужого бога, которого чеченский начальник так хотел ей впарить.
Но доброволец — это был механик-водитель БТРа — и не думал поворачивать. Не для того он вызвался спасти своего друга, которому тоже — дело недавнее — был обязан жизнью.
Наблюдавшие снизу вполголоса переговаривались, продолжая следить за его подъемом.
— Снайпер молчит.
— Не видит?
— Маловероятно…
— Может, решила дать ему возможность вытащить раненого?
— Свежо предание, но верится с трудом, — проговорил командир и отдал команду: — Начинайте огневое прикрытие. Изо всех свободных стволов.
Ахнула противотанковая пушка, застрекотали пулеметы, к ним подключилось несколько автоматов. Все понимали, что вся эта стрельба вряд ли может повредить снайперу, который наверняка находится в надежном укрытии.
Пальба по вершине горы имела скорее чисто психологическое значение, она должна была хоть немного отвлечь внимание вражеского снайпера от операции по спасению раненого лейтенанта.
Поначалу внимание Роксолану действительно было отвлечено беспорядочной стрельбой, однако, убедившись, что она не представляет для нее никакой опасности, снайперша снова переключилась на своих «гостей»: теперь их было уже не один, а двое — дай бог, не последние…
Сначала она решила было подранить спасателя на полпути, но потом решила, что это может отпугнуть остальных: лучше создать у русских иллюзию, что операция почти удалась, только какого-то пустяка не хватило для ее завершения.
Пусть доберется до раненого, а там посмотрим.
Механик под конец совсем расхрабрился и двигался в гору, не таясь: молчание снайпера придавало ему сил.
Преодолев последние метры, он добрался до лейтенанта и сел с ним рядом, обессиленный, прямо в снег.
Вокруг лейтенанта снег был в крови, однако сам он — жив, и даже не потерял сознания.
— Ну, как? — спросил водитель.
— Хреново, брат.
— Куда ранен?
— В руки… И ноги.
— Твое счастье, что снайпер неважный.
— Насчет счастья — это точно, — со стоном проговорил лейтенант и хватанул снег прямо губами — руками помочь себе он не мог.
— Конечно, счастье. Ты остался жив, снайпер больше не стреляет. Сейчас отдышусь и стащу тебя вниз. А там в госпиталь тебя отправим, в Краснодар.
— Почему в Краснодар?
— Там есть военный хирург, чудеса делает… Мигом тебя на ноги поставит.
— У меня кисти рук перебиты. И одна голень раздроблена…
— Это для него — тьфу!
— Откуда про врача знаешь?
— Генерал Матейченков рассказывал.
— Другой разговор…
В горах темнеет быстро, особенно в зимний период. Фиолетовые тени на снегу начали сгущаться и удлиняться. Усилился ветер, словно старавшийся смахнуть их с горы.
— Все, я очухался, — произнес механик. — Сейчас двинем вниз. Потащу тебя на своем маскхалате, как на санках.
— Тогда уж на моем.
— От твоего одни клочья остались.
— Снайпер тебя сразу заметит.
— Товарищ лейтенант, если бы снайпер хотел, он бы десять раз мог подстрелить и тебя, и меня.
Это было логично, однако логика пасовала перед дьявольским планом, который зародился в голове Роксоланы.
Украинку ничуть не смущала наступающая темнота. Наоборот, она была ей на руку.
С одной стороны, у снайперши были приборы ночного видения, запасливо сгруженные с вертолета вместе с прочим снаряжением.
С другой же стороны, у русских, пытающихся спасти своего собрата, темнота могла создать видимость полной безопасности. И то, и то было в ее пользу.
В прибор она наблюдала, как пришедший на помощь положил раненого на свой маскхалат и завязал на его груди рукава крест-накрест, чтобы тот не скатился. Теперь он тащил его вниз, на каждом шагу хватаясь свободной рукой за стволы деревьев и ветки кустарника.
«Пусть немножко спустятся. Вот, например, до того валуна, похожего на бараний череп. А там мы сделаем небольшое внушение спасателю».
Спуск проходил нормально, если не считать того, что толчки и неровности почвы разбередили раны лейтенанта, которые разболелись так, что он, несмотря на сцепленные зубы, не мог сдержать стоны.
— Потерпи, брат…
— Да уж терплю.
— Главную часть одолели.
— Вижу.
— Осталось всего ничего.
— Сделай передышку, не могу больше.
— Хорошо.
— Остановись, христом богом прошу.
— Вон валун впереди, видишь? За ним отдохнем. Он нам и прикрытием будет, — сказал механик.