«По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров»
Шрифт:
С другой стороны, чего это мне в голову пришла мысль, что особист может быть игроком? Ведь каждый игрок хочет воевать. Косить пулеметными очередями вражескую пехоту, давить гусеницами батареи… Что-то мне трудно представить себе кого-то, кто выбрал добровольно должность зампотеха, политрука или… ну, или особиста, к примеру. Но то, что мне трудно представить, еще не означает, что такого не может быть.
И вообще, насколько это реально с точки зрения игры? Ладно – сражения: они прописаны в соответствии с историческими реалиями, обычные геймеры просто «проходят», такие, как я, вживаются в
Мысль, пожалуй, была слишком глубокой, но додумать ее до конца не получилось. Меня вдруг «потянуло»… Нет, слово «потянуло» не может выразить моего ощущения. Мне вдруг резко, катастрофически захотелось домой. В уютную квартиру. Чтобы понимать, что я сижу перед монитором, а рядом «надзирает» Виктор…
Нет уж, фиг вам! Не знаю, чего они там делают, чтобы повлиять на меня – слишком мало знаю об игре. Но таким образом вернуть сейчас «меня в меня» им не удастся. Вот не удастся – и все тут. Я еще никак на реальность не повлияла. Или – повлияла? Ведь, не предложи я подобраться к «тиграм» на «валентинах» – и… и это предложил бы кто-нибудь другой. Вообще в воспоминаниях было сказано, что автором идеи стал сам Фомичев. Впрочем, у хорошего начальника судьба такая: принимать ответственность на себя. И потом – отвечать по полной за идею – удачной она оказалась, или нет.
Стало быть, правильнее считать, что никакого «вклада в Победу» я пока не сделала.
И вообще, я всегда доигрываю до гибели своего реципиента, значит, и в этот раз будет то же самое. А если ему суждено прожить еще… Блин, а если и в самом деле – суждено дожить до Победы? Или даже – еще дольше?! Что тогда?! Я так и застряну тут, в этом времени и в этом мужском теле, с которым наконец-то почти свыклась?!
Блин, ну, что за идиотские мысли! Ты б еще задумалась над тем, что парню, в голове которого сидишь, после войны придется жениться. Все-таки дурехи мы, бабы, и мысли у нас дурацкие.
– …А? Как думаешь, командир?
Семеныч быстро вернул меня на грешную землю. Он собирался провести откат вручную, хотя на самом-то деле позаботиться о подготовке пушки к следующему бою следовало мне. Уж если взялась играть… Тем более, и не игра это вовсе, а самая настоящая жизнь.
Россия, недалекое будущее. Виктор
Дурная девица влезла-таки в сорок четвертый год. Когда Виктор обнаружил это, первой мыслью стало – взять да и выдернуть из шлема коннектор. Он уже протянул руку, взялся за шнурок и, кажется, даже немного потянул, но в последний момент отдернул руку. Так из игры еще никто не выходил, по крайней мере, он, Виктор, о таких случаях не знал. И экспериментировать над Натальей ему не хотелось. И не только потому, что она, как выразился шеф, являлась «ценным экземпляром». Правда, сам Виктор в ее «особой ценности» пока не имел возможности убедиться – играет и играет, как и все остальные; ну, продержался ее «расейняйский» КВ на сутки дольше, чем в реальной жизни, – вот, в общем-то, пока и все успехи. Нет, он просто пожалел девчонку.
Сидит вон, дуреха, губами шевелит… Как во время «слияния» со стороны выглядит он сам, Виктор
В облике девушки что-то настораживало. Только вот – что?
Присмотревшись, Виктор охнул. Он слишком сильно потянул за шнур, и разъем коннектора отошел… И при этом девушка продолжала оставаться в игре!
Такого не могло быть, но это было.
Он аккуратно поправил соединение; Наталья чуть дернулась и снова что-то забормотала.
Виктор вытащил из кармана мобильник. О том, что девушка осталась «внутри» даже при неподключенном мнемопроекторе, Анатолию Андреевичу следовало узнать немедленно.
Советский Союз. 25–26 марта 1944 года, район Каменца-Подольского. Наталья
– Ну, ты и горазд спать, браток.
Действительно, я заснула, сидя прямо на земле и прислонившись к танку, заботливо укрытая Семенычем – где он только раздобыл этот кожух?
Глаза не хотели открываться, но пришлось их заставить – разбудивший меня застыл скалой. Не уйдет ведь, пока не добьется своего… Зануда…
Я приоткрыла один глаз. Соседов. Стоит, покачиваясь с ноги на ногу, словно ждет чего-то. Только вот чего?
Я села ровнее, потерла глаза кулаками. А ведь снилось что-то очень важное, что-то, что обязательно нужно запомнить…
– Соседов, ты козел, – сообщила я, прекрасно зная, что Константин Приходько на моем месте с удовольствием высказался бы точно так же.
Соседов вспыхнул прямо до корней светлых, редковатых волос.
– Сам ты козел, Приходько!
Интересно, полезет в драку или нет?
– Я-то тебе спать не мешаю, – миролюбиво сообщила я. Драться с Соседовым не хотелось – он хоть и козел, к тому же пытавшийся переманить моего мехвода, а все-таки – нормальный парень, как это ни по-дурацки звучит. К тому же события вчерашнего – нет, уже позавчерашнего дня должны были помирить нас окончательно.
– Чего пришел-то?
– Да хрен я уже вспомню, чего пришел, – буркнул Соседов, однако уходить не торопился, стоял, ковыряя носком сапога прелую прошлогоднюю листву.
– Ты это…
Откуда-то появился обеспокоенный Семеныч, таща в руках котелок с едой.
– Товарищ лейтенант, вас срочно вызывает капитан Фролов, – обращается он к Соседову.
Фролов – это фамилия лысого особиста. Что ж он под нас копает-то?
– А вы бы поели, командир, – заботливо отвлекает меня от мрачных мыслей Семеныч и протягивает котелок, – а то скоро выступать уже.
Он всегда обращается ко мне на «вы», когда может слышать Соседов.
Я ем обжигающе-горячую кашу – вкусно. Мне самой почему-то никогда не удается такую сварить.
– Слышь, Приходько, а тебе доводилось в Каменце бывать?
Это – Туркменбаев, из нашего мотоциклетного батальона. Как же бесшумно он ходит, еще тише, пожалуй, чем Фролов.
Туркменбаев подходит, присаживается рядом со мной на корточки. Его круглое и плоское, как степь, лицо, ничего не выражает. «Восток – дело тонкое», – вспоминается мне.
В Каменце-Подольском я бывала, еще когда школу заканчивала. Наша классная, большая любительница всяческих путешествий, каждые каникулы вывозила класс куда-нибудь. Особенно запомнились мне Кристаллическая пещера, не в самом городе, правда, а километрах в семидесяти от него, в Кривче, да еще Каменецкая крепость.