По понятиям Лютого
Шрифт:
Сам музеишка так себе. Полки со старым казачьим скарбом – седла, фуражки, посуда, телега на дубовых осях. Обязательная экспозиция, посвященная революционному прошлому райцентра. Голяк, одним словом. Но у входа висит яркая, цветной тушью намалеванная афишка: «Сокровища скифского кургана Саломакинский, I–II вв. н. э. Выставка открыта с 8 по 15 февраля 1963 г.».
Дежурят два лягаша. Оба в толстых драповых шинелях, хмурые, злые. В музее холодно, как в склепе. Как в том самом скифском кургане – точно. А посетителей за два прошедших дня и дюжины не набралось. Ну кому в сраной Новоазовке, в сельской глуши, придет в голову мысль «обнести» районный краеведческий музей? Вот этой мамаше с ее сопливым пацаном? Или этому мужику в телогрейке,
Мужик в телогрейке равнодушно прошел мимо стеклянных шкафов с ценными экспонатами, покружил по залу революционной славы – шашка командира эскадрона товарища Веремеева, деревянная кобура от «маузера» с металлической табличкой: «т. Чикунову И. П. за храбрость от Реввоенсовета», простреленная буденовка… Остановился возле телеги. Среди наваленного сверху серого прошлогоднего сена лежали глиняные крынки и рассохшаяся от древности маслобойка. Мужик презрительно цыкнул зубом, окинул взглядом дородную фигуру мамаши, снова цыкнул и направился к выходу – а что тут, собственно, делать-то?
И только сейчас, похоже, он заметил те самые скифские сокровища. Притормозил. Наклонился, уперев руки в колени, приблизил лицо к стеклу, так что на прозрачной поверхности расплылось матовое пятно от дыхания. Поскреб пальцем щеку. Точно с таким же видом он мог бы рассматривать ящик для стеклотары. Или свое отражение в зеркале.
– Стекло не разбей башкой, – бросил ему старшина. Больше для порядка, чтобы власть показать.
– А? Я? А чё разбивать? – тупо переспросил мужик.
– Из зарплаты вычтут, будет тебе чё.
– Дак я ж только смотрю, больше ничё…
– Ну, так и смотри. Это тебе не пузырь водки, а научный экспонат.
– А-а-а…
Мужик состроил серьезную рожу, отодвинулся от стекла, даже ладони перед собой выставил, демонстрируя, что к науке и к милиции относится с полным уважением, даже с трепетом. И спросил, как бы между прочим:
– А чё, так легко разбить, да?
– Кого?
– Дак кого, стекло ж это. Ты ж сам говорил…
Старшина ответить не успел, потому что в музей ввалилась группа школьников во главе с учительницей. Шумные, радостные, возбужденные – видно, сняли с урока, – дети мгновенно заполнили собой пустое и унылое пространство. Кто-то кого-то толкнул, дернул за косу, сунул снежок за шиворот, кто-то едва не повалил вешалку у входа. Визг, гам, хохот.
– А ну, тихо всем! – зычно прикрикнула полная краснощекая учительница. – Кузнецов, закрыл рот! Филипчук, руки убрал! Успокоились! Видите, здесь милиция? Тех, кто будет шуметь, сразу арестуют на пятнадцать суток! Вам понятно?
– А зачем здесь милиция, Софь Иванна? – поинтересовался кто-то из ребят.
– Потому что сюда привезли очень ценные экспонаты из областного музея! Таких нет больше нигде, во всем мире! Они рассказывают о жизни людей, которые жили на нашей Земле много столетий назад!
– Мой батя, когда выпьет, тоже много рассказывает про жизнь, так что не остановить, – пробурчал подросток. – Вот пусть бы его тоже охраняли…
Класс дружно рассмеялся.
Студент понял, что пришел сюда зря. Медные чаши, железные наконечники стрел, бронзовая пряжка. Вещи древние, подлинные, спору нет. Настоящие скифские литье и чеканка – орлы, олени, волки, змеи, знаменитый звериный стиль… Но ему нужен драгмет, а не медь и не бронза. Студент, как говорят в его кругу, «долбится на рыжухе». Возможно, какой-нибудь европейский музей отсыпал бы за все эти экспонаты хорошую кучу бабла в твердой валюте. Или даже не музей, а просто серьезный частный коллекционер. И плевать им, что это не золото, не серебро, даже не серебряный сплав. Настоящие специалисты смотрят в первую очередь на работу, на подлинность, а не на материал. Но это, к сожалению, не его клиенты. Другой уровень. Его клиенты – барыги и шустры, то есть даже не коллекционеры в полном смысле этого слова, а просто ушлые люди, немного разбирающиеся в искусстве, которые занимаются исключительно перепродажей. И уж этим подавай в первую очередь драгметаллы, только драгметаллы, и ничего кроме драгметаллов. Чтобы в крайнем случае, не найдя выгодный сбыт, вещь можно было бы переплавить и «отбить караты». С паршивой овцы, как говорится…
Что ж, получается, он просто проветрился. Убил день. Ну да. И еще три дня ходил небритый, «наводил камуфляж». Люське шею исцарапал, так она потребовала, чтобы он купил ей импортный шелковый шарфик: «Такой, знаешь, с японской сакурой, а еще сумочку в цвет, такую, нежно-розовую, и туфли тоже розовые…» Один сплошной убыток.
Студент усмехнулся. Для него не проблема купить хоть сотню платков и туфель. Импортных, каких угодно. Пусть задушится этими платками, кукла размалеванная. Не проблема и послать ее подальше – кроме Люськи есть другие бабы, только щелкни пальцами. Проблема не в этом. Проблема в том, что Студента самого душит вся эта местечковая, провинциальная среда. Давит, сжимает грудь, не дает дышать. Провинциальный масштаб его жизни. Его работы. И совсем другой масштаб его… сущности. Такое дикое несоответствие. Он чувствует, что вырос из старой схемы «сдернул – сбагрил – погулял». Ему нужен выход на новый уровень, на союзный масштаб, где идет охота за истинно коллекционными вещами, не измеряющимися количеством карат и всяких завитушек. Крупная охота. Сотни тысяч рублей. «Волги» и «ЗИМы». Московские квадратные метры. Ослепительные, неземные бабы. Дома, куда закрыт вход для обычных смертных… И самая заветная мечта – шапка Мономаха с золотыми пластинами, украшенными филигранью и сорока тремя драгоценными камнями…
У него даже голова разболелась под этой дурацкой ушанкой. Он снял ее, вытер лицо. Гаркнул на мальчишку-школьника, который наступил на ногу.
Вот, приходится корчить из себя колхозного дурачка, чтобы не светиться. Когда ограбят музей или архив, в первую очередь идет опрос персонала насчет подозрительных посетителей. Так он чуть не спалился в Ельце, когда вынес из запасников серебряный сервиз одной известной купеческой фамилии. Там был чистый заказ с предоплатой, поэтому сервиз он сбыл в полчаса и благополучно растворился на просторах необъятной родины. Но больше рисковать не хочется.
Поэтому – телогрейка, ушанка, кирзачи. Правда, под ними теплое шерстяное белье, а в кармане пачка «Винстона» – и то и другое куплено у барыг за бешеные деньги. Конечно, глупо устраивать такой маскарад, если задуматься. Да и невыгодно. Будь он большим боссом, послал бы вместо себя какого толкового мальца разнюхать, что за выставка такая, какая охрана, хорош ли товар, стоит ли вообще впрягаться. И не стал бы тратить драгоценное время и нервы на всякую ерунду. Он ведь – профессионал, виртуоз, грабитель музеев высшей категории.
– Не бей хвостом, Студент. Пока что ты обычная блатная шелупень.
Студент вздрогнул, обернулся. Кто это сказал?
У окна оживленно шептались две школьницы. Долговязый пацан, стреляя по сторонам глазами, выцарапывал на стене какую-то надпись.
– Эй, ты! – окликнул его Студент.
Пацан испуганно сжался, спрятал руки, пропищал:
– Чего, дяденька?
Не он, конечно. Тогда кто же?
И вдруг рядом обнаружился солидный мужчина, совершенно экзотической для захолустного райцентра внешности. Ратиновое пальто с шалевидным каракулевым воротником до пояса, мохеровый шарф, каракулевая шапка-пирожок, явно «забугорные» коричневые ботинки… Только что его здесь не было, Студент мог поклясться чем угодно. Откуда взялся этот «солидняк»? Видно, какой-то начальник из области. Но что он делает здесь в одиночестве, без свиты местных подхалимов?