По пути в Германию
Шрифт:
Гостей пришло много. Всем было любопытно посмотреть на брикендроповское цирковое представление. Но большинство из них вскоре улизнуло, так что уже к полуночи мы, немцы, остались в своем кругу. Теперь, в рамках «народного единения», могла начаться интимная часть празднества.
На груди у «героев» красовались кресты за фронтовую службу; все присутствовавшие были увешаны орденами и знаками отличия. В последнее время многие лондонские нацисты получили награды за содействие успеху олимпиады. Желтый орден олимпиады походил на вафлю. Хотя по правилам его полагалось носить на левой стороне груди, партейгеноссе Краузе из Немецкого бюро путешествий нацепил его себе на шею. Партейгеноссе Гиммельман, секретарь и содержатель столовой нацистской организации,
Иностранцы не съели и половины того, что было припасено в буфетах. К тому же на льду стояло еще множество бутылок доброго «Поммери э Грено». Теперь можно было без стеснения заняться им. Настроение быстро стало веселым. Образовались оживленные группы. В укромных уголках можно было даже позабавиться с барышнями; нашла себе естественный выход и врожденная любовь германца к песне. [208]
Правда, некоторые не смогли выдержать долго. Положив ноги на бархат стоявшего напротив кресла, блаженно храпел на подушках канапе генерал авиации Мильх. По какой-то причине обе пуговицы его рубашки оторвались, и можно было видеть, как под крахмальной сорочкой вздымается и опускается черноволосая грудь. Капитан Егер потихоньку блевал на новый ковер. На рассвете, когда все разошлись по домам, только ландесгруп-пенлейтер Карлова сохранял еще бравую выправку.
Но эсэсовские денщики были недовольны. Еще много дней спустя они бранились, вспоминая, какую отвратительную грязь пришлось им отмывать и выгребать после этого праздника.
Неумная, недостойная и вредная тактика Англии, состоявшая в отступлении перед все более наглыми притязаниями фашистских держав, и прежде всего гитлеровской Германии, получила название «политики умиротворения» — «policy of appeasement».
Ее главными поборниками являлись сам премьер-министр Невиль Чемберлен и влиятельный глава его кабинета сэр Гораций Вильсон, остававшийся по большей части в тени. К числу наиболее влиятельных лиц в этом кругу принадлежал также министр иностранных дел лорд Галифакс, который в качестве вице-короля Индии получил известность под именем лорда Ирвина. Они крепко держали в своих руках бразды политики.
Лейбористская партия, столь же колеблющаяся и мягкотелая, как и ее социал-демократические друзья в Германии, с которыми тем временем было уже покончено, не могла организовать действенной оппозиции. Умиротворители встречали серьезное сопротивление главным образом лишь в рядах своей собственной партии тори — консерваторов. Вождем этих реакционных противодействующих сил был, бесспорно, депутат парламента Уинстон Черчидль — человек пламенного темперамента, которого по этой причине вот уже годы как сознательно не подпускали близко к какому-либо посту. Было известно, что одним из самых влиятельных советников Черчилля по внешнеполитическим вопросам являлся сэр Роберт Ванситтарт, постоянный заместитель министра в Форин офисе. [209]
Поскольку я хотел найти в Англии союзников против Гитлера, то, обращаясь к Ванситтарту, обращался по заведомо правильному адресу. Надеяться на то, что Англия поставит преграду фашистской экспансии прежде, чем Гитлер будет в силах развязать вторую мировую войну, можно было лишь в случае, если бы этим кругам удалось скомпрометировать «policy of appeasement» и свергнуть Чемберлена. Если бы Гитлер больше не имел внешнеполитических успехов, то вера немецкого народа в его непобедимость вскоре ослабла бы и могущество нацистского режима было бы сильно поколеблено. Окажись Черчилль вместе со своим окружением в состоянии своевременно повернуть руль британской политики, и мир еще мог быть спасен от надвигающейся катастрофы.
Поэтому я считал своим долгом дать в руки Ванситтарту оружие для его борьбы против Чемберлена.
Осенью 1937 года мне показалось, что я являюсь обладателем оружия, пригодного не только для небольшой перестрелки, но и для решающего сражения.
В Англии
Секретная переписка Риббентропа предназначалась, конечно, не для моих глаз. Но в том же полуподвальном этаже, где помещался я, находилась регистратура заведующего канцелярией посольства Ахиллеса. Документы, отправлявшиеся в Берлин, хранились до очередного рейса курьера у него в сейфе. Иногда Ахиллесу было некогда запереть их сразу же после их поступления из бюро Риббентропа. Случалось, что они по получасу открыто лежали у него. [210]
Однажды я таким образом обнаружил занимавшее почти двадцать страниц донесение Попова о посещении им в прошлую субботу замка одного из зятьев г-на Чемберлена в Шотландии. Незадолго до того премьер-министр приезжал туда ловить форель и стерлядь. Вечером, сидя у камина в семейном кругу, он изливал душу, жалуясь на свои заботы. Зять незамедлительно довел эти высказывания до сведения Джорджа Попова.
Насколько это было возможно за то короткое время, которым я располагал, я. почти дословно выучил донесение наизусть. Для меня оно было подлинной находкой.
Господин Чемберлен, говорилось в донесении, опечален и обеспокоен тем, что его усилия с пониманием относиться к пожеланиям Третьей империи столь мало ценятся в Германии. Гитлер, говорил он, никогда не бывает доволен и каждый раз выдвигает новые, все большие требования.. Поэтому становится все труднее оправдывать перед английской общественностью политику умиротворения. Тем не менее он, Чемберлен, будет последовательно придерживаться своей линии, поскольку хочешь не хочешь, а гитлеровская Германия является сильным антибольшевистским бастионом, который безусловно необходим Англии. Однако если германские претензии будут становиться все более безграничными, то и он не сможет гарантировать, что в один прекрасный день дело не дойдет до серьезного конфликта.
Несмотря на кое-какие дипломатические уловки, Риббентроп мог ясно понять, что, пока Чемберлен находится у власти, Гитлеру нечего бояться Англии и он может хоть танцевать на носу у британского льва. Уже велись разговоры о замышляемой аннексии Австрии. По поводу платонических угроз, время от времени раздававшихся в английской печати, можно было не беспокоиться. Они больше никого не могли испугать.
Из донесения Попова было также ясно, в чем заключалась конечная цель политики Чемберлена. Английский премьер-министр заявил буквально следующее: «Для нас, конечно, было бы лучше всего, если бы Гитлер и Сталин сцепились и растерзали друг друга». [211]
В тот же вечер Ванситтарт знал обо всем. В следующие дни я напряженно ожидал, какой эффект даст мой выстрел. Я был убежден, что, располагая столь веским свидетельством против дипломатии г-на Чемберлена, для которой трудно было даже подобрать название, круги, близкие к Черчиллю, уж, конечно, смогут добиться падения этого премьер-министра.
К моему ужасу, произошло противоположное. Чемберлен не пал, Ванситтарт же внезапно лишился своего поста заместителя министра в Форин офисе. Его назначили на должность главного дипломатического советника (Chief Diplomatic Adviser) правительства его величества — должность, не имеющую никакого реального значения и ранее даже не существовавшую. Позднее он удостоился также чести получить титул лорда и стать членом Коронного совета (His Majesty's Privy Council).