По рукам и ногам
Шрифт:
Вижу, что он злится. Губы сжимаются в тонкую линию, на скулах натягиваются желваки, а брови сходятся к переносице. Раньше, когда он на что-то сердился, мне так нравилось разглаживать пальцами эту хмурую складку, а потом целовать. Обычно он тогда делал брови домиком, балуясь, и переходил к более серьёзным поцелуям с продолжением. Потому что эта сердитая складка почти никогда не появлялась из-за меня.
– Давно идёт кровь?
– Нет. Скоро закончится.
– Девочки сказали, ты ушла почти двадцать минут назад.
– Я уже сейчас вернусь, Игорь Владимирович,
– Покажи, – он присаживается напротив и отводит в сторону мою руку с салфеткой.
Я тут же ощущаю горячую влагу на губах, прижимаю руку обратно.
– Понятно.
Котовский снова поджимает губы. Мне становится страшно, потому что он и так относится ко мне не очень хорошо, а тут ещё и вопрос в моей трудоспособности. Я же ещё даже не отработала испытательный срок.
– Вставай, Маша, – он берёт меня под локти и помогает подняться.
Головокружение тут же усиливается, и перед глазами сыплет чёрными мушками. Мне невыразимо стыдно перед Игорем, хотя единственное, чего мне сейчас так отчаянно хочется – это чтобы его сильные руки не дали мне упасть, удержали, обняли. Но, Маша, это только мечты.
Руки немеют до самых плеч, и я чувствую, что плыву. Ноги совсем не держат. Если бы не Игорь, уже бы свалилась на каменный пол, разбив голову о раковину.
– Ещё раз!
Кажется, всё немного проясняется, когда в лицо мне снова плещет ледяная вода. Очертания в зеркале напротив становятся чётче. Не успеваю глубоко вдохнуть, как Котовский, продолжая придерживать меня крепко одной рукой, набирает в пригоршню воду и плещет мне в лицо в третий раз. Немного закашливаюсь, это тоже приводит в чувство.
– Мне очень жаль, Игорь, – выходит хрипло, пока я прочищаю горло и вытираю под глазами подплывшую тушь.
Он ничего не отвечает. Сжимает крепко за плечо, позволяя привалиться к его твёрдой груди, и уводит из туалета. Голова всё ещё немного кружится, и я даже не спрашиваю, куда он меня ведёт. Наверное, сейчас вызовет такси и вышвырнет. А я же, как мазохистка, ловлю последние крохи его близости.
Но Котовский приводит меня в свой кабинет и усаживает на диван.
– Игорь, всё нормально, я могу идти работать, – пытаюсь встать на нетвёрдые ноги, но он кладёт руку мне на плечо и возвращает обратно, что-то параллельно набирая в телефоне.
– Просто сядь, Маша, – говорит раздражённо, засовывая телефон в задний карман джинсов. – Дай мне руку.
Дам я или нет ему руку, значение имеет несущественное. Он сам берёт моё запястье и прижимает два пальца на лучевой артерии, смотрит на часы и хмурится. Я молчу и просто слушаюсь. Возражать нет ни сил, ни желания.
– Откинь голову, – Коту что-то не нравится в замере пульса на запястье, и он прижимает два пальца к артерии на моей шее.
Не знаю, какие показатели его напрягли. Сердце частит, естественно это, когда слабость, но измерения прикосновением его пальцев ко мне в любом случает даст результат необъективный.
В дверь стучат.
– Войдите.
В кабинет входит высокий мужчина. Довольно молодой, с ясными светлыми глазами и красивой улыбкой.
– Ну что? – перехватывает у Игоря моё запястье. – Тахикардийка на фоне переутомления, я так понимаю?
– А вы кто? – пытаюсь отнять руку, но мне её не отдают.
Мужчина показывает знаком молчать, что-то считает, а потом отпускает и широко улыбается.
– Зернов Захар Леонидович. Друг вашего начальника, с которым он сегодня выпил по бутылке пива. Ну и врач-гинеколог по профессии. Игорь написал, что вам стало плохо, сейчас разберёмся.
– Ещё чего, – таращу на него глаза. Котовский совсем, что ли – гинеколога мне притащил.
– Спокойно, Мария, я вроде как и в общей терапии не олень. Игорёк, у тебя же есть в аптечке тонометр?
Котовский из шкафчика достаёт прозрачный большой контейнер и вытаскивает из него коробку с тонометром.
– О, хорошо, что не электронный, мне нужен стетоскоп отдельно.
Мне вообще-то всё это не очень нравится. Я понимаю, что Котовский заботится о сотрудниках, но терапевтический осмотр выпившего гинеколога мне сейчас совершенно не нужен.
– Всё со мной нормально, я уже пойду работать.
Но кто бы меня тут слушал. Этот Захар Леонидович измеряет мне давление, недовольно морщится, потом отсоединяет стетоскоп от аппарата и прикладывает к груди, слушая сердце.
Котовский стоит молча, сложив руки на груди.
– У неё кровь из носа уже не впервые.
– Угу, – врач продолжает внимательно слушать сердцебиение. – Так, Мария, вы когда последний раз спали?
– Ночью, – хотя сном это назвать сложно, конечно.
– Сколько часов?
– Не помню.
Этот Зернов встаёт и словно забывает о моём существовании.
– Игорь, у неё истощение. Низкое давление, пульс частит. Девочке надо хорошо поесть и выспаться. И желательно делать это регулярно. Она или на диетах сидит или…
Что за наглость – говорить обо мне в третьем лице, когда я здесь? И вот эта пауза. Ну давай, док, скажи, что …или мне жрать нечего.
– Короче, я напишу, какие бы попить витамины, да и кровь сдать не помешало бы.
Зернов что-то черкает на листке и оставляет у Котовского на столе.
– Теперь я могу идти? – спрашиваю у Игоря, когда док уходит продолжать пить своё пиво.
В ответ получаю взгляд и молчание. И даже затрудняюсь этот взгляд охарактеризовать. Не злой, не давящий, но и не такой, как бы мне хотелось. Котовский молча открывает шкаф, достаёт оттуда подушку и плед и кладёт рядом со мной на диван.
– Спи, – только и говорит, а потом уходит из кабинета, повернув в замке ключ.
Глава 11.
Кто я, чтобы спорить с начальством? Сказано спать, значит, буду спать. Не вставая, бросаю подушку и расправляю плед. Сталкиваю балетки и залезаю на диван, поджав ноги. Уткнувшись носом в подушку, глубоко втягиваю запах. Теперь он так пахнет. Мягко, маняще, с глубокой мужской ноткой и отдалённо ещё чем-то знакомым, чем-то, что, на первое восприятие не вписывается в букет парфюма. Я узнаю эти дополнительные нотки – горький миндаль.