По рукам и ногам
Шрифт:
– А ты после других не хочешь? – Ланкмиллер продолжал ласки уже совершенно интимных мест, и мне усилия приходилось прилагать, чтобы, перебарывая смущение, отвечать на его вопросы.
– Не хочу.
– Значит, тебе новые игрушки придется покупать… – пробормотал он и снова в прежний тон вернулся. – Выходит, ты по-простому, без всяких изощрений?
Кэри неожиданно потер клитор, и я, охнув, закусила губу. Уже ненавижу, ненавижу, ненавижу. Как пошло и ужасно, что хоть вой. Вдруг дошло, что это он пытается меня хоть немного возбудить,
– Ноги пошире раздвинь, – скомандовал он жарким шепотом.
Я выполнила приказание, отчетливо понимая, что за этим последует, и постаралась расслабиться. Если напрягаться, наверное, будет только больнее.
Вот я и попыталась расслабиться. Черт возьми, как проти-ивно…
«Но этого в конце концов не избежать, так что просто постарайся на что-нибудь отвлечься…» – я старательно уговаривала сама себя и даже немножко уговорилась, наблюдая за тем, как потеет от моего дыхания гладкая поверхность стола, когда невероятно ясно почувствовала, что его член, горячий и твердый и… Ох ты, еб твою мать, какой большой! …входит в меня сначала медленно, а потом резким рывком.
Я взвыла, выгнувшись и закусив губу, но Ланкмиллер поймал меня за волосы и снова прижал лицом к столу. Даже в глазах потемнело. Ну спасибо тебе, родной…
– А поосторожнее никак нельзя было? – выдавила я сквозь неожиданно выступившие слезы, царапая деревянную поверхность, больше всего хотелось с его мужского достоинства соскользнуть, но куда-а там. – Кэри, ты мудак…
– Ну-ну, – отозвался он тоном, как нельзя более ясно демонстрирующим, что его это не задело и отомстил очередным толчком.
На этот раз я вместо кровоточащей губы закусила указательный палец и зажмурилась, позаботившись о том, чтобы из горла не вырвалось больше не звука. Так было легче. Ненавижу свои слабости на показ… А Ланкмиллеру так вообще нельзя, пусть это будет смертельным табу.
Такое ощущение, что этот Кэри меня пытает.
Привыкнуть он мне почти совсем не дал, но резкая боль постепенно ушла, оставшись только отголосками. Просто было неприятно. Но в целом терпимо. А эта скотина как нарочно очень долго не кончал, хотя обещал быструю процедуру.
Издевается. Ну точно издевается.
Наконец он содрогнулся и вышел. Послышался звук застегивавшийся молнии, и только после этого я, болезненно морщась и придерживаясь левой рукой за поясницу, распрямилась. Вдоль позвоночника прокатывалась неприятная дрожь. Ощущение, когда по внутренней стороне бедра стекает что-то теплое, по праву теперь могу списать в разряд самых отвратительных. Считай, меня все равно только что изнасиловали.
– Хорошая девочка, – по шее вверх к подбородку скользнули пальцы, извращенец склонился к моему уху, зверски нарушая личное пространство, – такая горячая, узкая… На гигиену даю десять минут, дверь там, – внезапно будничным тоном заявил Кэри, отстраняясь.
Это ванная? Что
Взглядом из под полу-опущенных ресниц я проследила, как в мусорку под столом отправилась скомканная салфетка. Ах вот, значит, как он со своей гигиеной расправился.
Ну, раз уж дали шанс, значит, надо использовать. Я поплелась в указанном направлении.
Вслед донеслось ехидное:
– Прихрамывать необязательно!
– Пошел нахуй, – мрачно себе под нос парировала я.
Ванная оказалась огромная, светлая и чистая. Настолько, что я таких никогда в жизни не видела. Здешние слуги что, языком всю грязь оттирают? Или как-то так… В общем, дерьмовые у меня сегодня шутки.
Пол здесь был сделан из материала, внешне напоминающего кафель, но мягкий и водонепроницаемый, резиновый, наверное. Светло-зеленый. Потолок уже ближе к бежевому, в него еще были лампочки вмонтированы, небольшие и круглые, дающие не то что бы интимное, но уютное какое-то освещение. Сама ванна и первая половина стен, та, что ближе к полу, была облицована мелкой плиткой темных оттенков зеленого, а вторая – более крупной и светлых оттенков. Вот это чувство вкуса. Он сам этим занимался? Нет. Все-таки нет, наверное, не сам.
А ванна была и не ванна. Ну то есть не то железное ржавое корыто, типа как у нас было, в общежитии. В нем и мыться-то никто никогда не рисковал. Наверное, у него здесь джакузи. Я такие только на картинках гламурных журналов видела, которые по всему кафе разбросаны были, чтоб посетители не скучали. Хотя они и так не скучали.
Душевая кабинка тоже обнаружилась, и за дверью через стенку – туалет.
Свою остановку я определила, как раковину, на полочке, над которой были расставлены аккуратно какие-то средства гигиены. Наверное, для бритья и все такое… Этих марок я и в жизни-то не встречала.
Может, душ принять? Десять минут. Не успею. Этого хватит только на то, чтоб кровь и сперму смыть и морально настроиться на разговор с домашним тираном. Но ванная у него классная, да.
Дверь не скрипела, но Ланкмиллер все равно обернулся, когда я обратно в комнату вернулась.
– Предлагаю сесть на кровать и внимательно выслушать. Не перебивая. Терпеть не могу, когда меня перебивают.
Именно это его заявление помешало мне поинтересоваться, почему именно на кровать.
Я молча и недоверчиво приблизилась, все же опустившись на покрывало и исподлобья уставившись на него.
– Бумаги на тебя теперь лежат на моем столе. Знаешь, что это означает? – он вздернул брови, а я мрачно кивнула, наградив его ненавистным взглядом. – Здесь уже не бордель-кафе, и правила, соответственно, другие. Рекомендую не спорить и исполнять их во избежание проблем. Первое, что касается лично тебя: обращение на «ты» ко мне строго запрещено. По имени звать тоже нельзя, оно не для наложниц. Хочешь обратиться, называй «хозяин».
Я прикусила язык, старательно сдерживая рвущийся наружу смешок.