По следам большой смерти
Шрифт:
– Ну и что с того?
– Я никогда не присягал тебе, но я вынужден был присягнуть там. Тебе непонятно? Конечно, откуда тебе понять, что значит дать клятву чести… Ты вообще никогда не понимал, чего хотят Озерники. Для вас они - банда душегубов… Я заразился, это как желтуха… Я просил тебя не пытать Белого Деда, он проклял меня и подарил мне свою боль… Теперь мне худо, господин, очень худо. Пустотелые принесли с собой муку и гнев. Эти женщины… Дед находил их далеко на юге по приказу Карамаза… Таких, кого насиловали твои солдаты, таких, у которых убили всю семью… Тебя сто раз предупреждали, что нельзя посылать гарнизоны
Христофор перевел дух. Пот градом катился у него со лба, льняная рубаха на спине насквозь промокла, волосы слиплись. Он шел, покачиваясь, опираясь на руку Рубенса, но каким-то образом держал направление. Губернатор смотрел на разговорившегося Старшину, как на выходца с того света. Он вообще не знал, как реагировать на крамольные речи, но президент почему-то не приструнил безумца.
Коваль заставлял себя молчать. Сколько он ни прислушивался, никаких вражеских сил вблизи не чувствовал. Президент слышал, как весь Эрмитаж ходит ходуном, различал, как солдаты пробираются по трубам в подвале, как обыскивают чердаки, ощущал дрожь десятков женщин, укрывшихся в фургонах или жмущихся у костров на улице, но Пустотелые оставались для него недосягаемыми.
– Тебе не понять, господин… - Христофор неприятно хохотнул, и Коваль невольно вздрогнул. Ему внезапно показалось, что сам Белый Дед встал из могилы и смеется над ним.
– Тебе не понять… Это честь, это законы рода, они сильнее твоей жадности и твоего государства…
Артур переглянулся с Рубенсом. Тот пожал плечами, давая понять, что сам изумлен поведением бывшего колдунчика.
– Мы далеко?
– чтобы сменить тему, спросил Артур.
– Ты слышишь их?
– Уже скоро… Они не прячутся, они ждут… - Христофор споткнулся, упал на колени, и вдруг его начало тошнить.
Старый Рубенс придерживал Старшину за плечи, пока тому не полегчало. Чингисы и гвардейцы обступили начальство плотным кольцом, ощетинились ружьями и арбалетами. Со стен очередного зала на бестолковых потомков грустно смотрели вельможи и фрейлины.
Наконец сын Красной луны отдышался и встал на ноги. Его подбородок был в крови, на висках появились седые пряди, но парень улыбался.
Артур вздрогнул, увидев эту улыбку. С Христофором на глазах происходили удивительные перемены. Он за полчаса словно стал ниже ростом и постарел лет на двадцать; лоб прорезали морщины, кожа на щеках обвисла, губы обветрились и покрылись трещинами.
– Свят, свят, свят… - прошептал кто-то из солдат.
– Можа, оставим его здесь?
– предложил Карапуз.
– Братишка, ты это вот, тока скажи нам, где ее искать, ведьму-то…
– Без меня вы их не найдете!
– помотал головой колдун.
– Они… это - зерна… Разве непонятно, господин? Это зерна, а всходы будут позже. Там две самые опасные. В сто раз сильнее остальных…
– Он прав, мы их не найдем, - сказал президент, раздумывая над последними словами Христофора.
– Берите его под руки и тащите!
Артур слышал, как чингисов догнало отделение его собственной охраны. Гвардейцы прихватили болотных котов, сквозь топот кованых сапог прорывалось злобное мяуканье. Кошки не терпели тесноты и вони горящей нефти.
Миновали типографию, книжный склад, промчались по галерее мимо рядов античных статуй. У заколоченного выхода во внутренний двор Христофор остановился. В одной из форточек зияла дыра.
– Они там?
– Артур пытался разглядеть колодец двора сквозь плотные ставни, но видел только вершины наметенных сугробов и огоньки в окнах лестничных площадок.
За спиной быстро распоряжался Рубенс. Губернатор вырос в Эрмитаже и гораздо лучше любого коменданта умел наводить здесь порядок. Вестовые метались, как угорелые, докладывая и принимая новые указания. Из Петропавловки подоспела пехотная рота, охранявшая арсенал; бойцы занимали позиции во всех коридорах по соседству. Где-то высоко наверху по обледенелой крыше загромыхали десятки ног, заполыхали факелы.
Дворик был окружен.
– Они ждут, чтобы на них напали…
– Что за чушь?
– Так завещано… Если Пустотелая не унесет с собой жизнь врага, она не достигнет священных врат. Она обречена вечно страдать между небом и землей…
– Салям, господин!
– Из-за двухметровой амфоры выбрался бородатый мужик в лисьей шапке и шубе на голое тело.
Коваль узнал постоянного представителя казанского хана в Питере. Видимо, гвардейцы перестарались и выдернули посла прямо из постели, не позаботившись об этикете. Но татарин всячески давал понять, что нисколько не возмущен, а наоборот, рад хоть чем-то помочь в беде. Рядом с ним щурился на свет еще один, незнакомый, смуглый, в тяжелой каракулевой бурке.
– Салям, Мурат!
– поприветствовал президент, удерживая любопытного тигра забинтованной рукой. Он заметил, что из-под повязки сочилась кровь, что все обращают внимание, но заниматься собой было некогда.
– Я привел толмача, - сообщил татарин.
– Дед научил его читать по древним книгам.
– Ну и что там?
– Там сказано… - Мурат на секунду замялся, комкая в кулаке свиток.
– Не для чужих ушей.
– Ну-ка, расступитесь!
– рявкнул Коваль на охрану.
– Говори, Мурат, не бойся!
– А я не боюсь, - осклабился бородач.
– Не мне надо бояться. В послании сказано, что Объединенный халифат объявляет тебе священную войну.
22. ПЕРВАЯ ПРОИГРАННАЯ ПАРТИЯ
– Я пойду один… - Христофор рукавом вытер с подбородка кровь.
– Нет, дружище, мы выйдем вместе, - отрубил президент и кивнул солдатам, чтобы взломали дверь.
– Всем оставаться внутри, огонь не открывать!
– Ты ничем не поможешь… Если я не выведу их, никто не выведет. Здесь нет других присягнувших… Слушай, господин, теперь никто не будет в безопасности. Карамаз может рассыпать новые семена над городом…