По следам древних кладов. Мистика и реальность
Шрифт:
В данной истории видится даже какой-то мистический подтекст. Создается впечатление, что спустя тысячелетия троянское золото вернулось к людям и делает все, чтобы избежать гибели и нового забвения. Мы не знаем, при каких условиях оно попало в землю, кому принадлежало и какие пережило катастрофы. В массовом порядке клады «шли» в руки одного человека — Г. Шлимана. Только за последние десятилетия они пережили контрабандный вывоз из Турции, тайное хранение в Греции, бомбежки и бои в Германии, наконец, секретный переезд в СССР и полувекововое забвение. Человечество вновь увидело их лишь в апреле 1996 года в ГМИИ им. Пушкина на выставке «Сокровища Трои».
Сегодня
Эти золотые клады, безусловно, со сложной судьбой и, вероятно, негативной энергетикой. Как показывает практика, они портят отношения не только между людьми, но и между странами. Может быть, поэтому споры за право обладать ими продолжаются до сих пор? Останутся ли они в России, покажет время. Мне почему-то кажется, что останутся — ведь появились они у нас неслучайно. Давайте восстановим логическую цепь событий.
Капитал, без которого невозможно было открытие Трои, Г. Шлиман сколотил в России, в том числе и на крови русских солдат в годы Крымской войны. Здесь же он оставил свою первую жену и троих детей, с которыми поддерживал связь (его старший сын Сергей умер в блокадном Ленинграде). Странные «знаки» судьбы получила не только Россия, но и такие музеи, как Эрмитаж и ГМИИ имени А.С. Пушкина. В первый он хотел передать свои коллекции из раскопок в Трое. С основателем же второго, профессором И.В. Цветаевым, был знаком лично, а позже в этом музее работал А. Живаго — востоковед, родственник жены Г. Шлимана.
Незадолго до смерти, в 1898 году, в одном из писем он писал: «Я пожелал бы, чтоб троянские мои древности поступили в Эрмитаж, потому что капитал свой я приобрел в России и надеюсь, что древности мои могут быть причиной возвращения моего в Россию…» При жизни сделать это ему не удалось. Однако судьба распорядилась так, что часть его находок все же оказалась в нашей стране. Будем считать, что желание этого незаурядного человека сбылось и троянское золото, украшающее сегодня русские музеи, является той данью уважения, которое Г. Шлиман всегда испытывал к России.
БОРИС МОЗОЛЕВСКИЙ: «УКРАИНСКИЙ ШЛИМАН»
Сегодня имя Бориса Мозолевского — археолога, первооткрывателя знаменитой золотой пекторали, и поэта-лирика — широко известно на Украине. Иногда его даже называют «украинским Шлиманом». И не случайно. За свою относительно короткую, как и у Г. Шлимана, научную деятельность он нашел больше половины курганного золота, открытого на Украине на протяжении XX века. Сегодня в «незалежной» как грибы плодятся рестораны, бары, гостиницы, различные конкурсы и напитки под гордым названием «Пектораль». Но о мистической истории ее открытия мало кто знает даже на Украине, не говоря уже о России.
И вновь возникает прежний вопрос: почему столько золота открыл именно этот человек? Ведь исследование скифских древностей в евразийских степях вели и ведут сотни археологов, а везет единицам. Случайность? После тридцати лет работы в экспедициях убежден — закономерность! И вся жизнь Б. Мозолевского подтверждает этот вывод.
ДВА БОРИСА СОВЕТСКОЙ АРХЕОЛОГИИ
Успех следует измерять не столько положением, которого человек достиг в жизни,
Единственный раз я увидел Бориса Мозолевского ранней осенью 1971 года. В Москве проходила Всесоюзная конференция по итогам ежегодных полевых исследований. Ее открытие состоялось в конференц-зале в только что построенном корпусе гуманитарных факультетов МГУ на Ленинских горах. Я учился на втором курсе истфака МГУ, летом прошел археологическую практику на знаменитом поселении у села Гнездово под Смоленском и собирался специализироваться по археологии. Естественно, что такое событие нельзя было пропустить.
Открытие конференции запомнилось двумя пленарными докладами. Академик Б.А. Рыбаков, читавший нам лекции на первом курсе, сделал сообщение со скучным названием о невзрачной находке из Новгорода — простой деревянной «палке», которая оказалась архитектурным эталоном.
Из его выступления я узнал, что с помощью подобного нехитрого приспособления русские строители создавали уникальные шедевры архитектуры в Новгородской земле. Когда же были продемонстрированы чертежи с разрезами сохранившихся храмов, и в их пропорции идеально вписался указанный эталон, я понял глубину анализа и неординарность мышления академика. Гораздо позже я узнал и другое: по свидетельству его коллег и учеников, Б.А. Рыбакову фатально не везло при раскопках. За свою полевую деятельность он не нашел ничего экстраординарного, хотя, будучи директором Института археологии СССР, имел все возможности для широких исследований.
Таким я запомнил академика Б.А. Рыбакова
В тот же день и в том же зале прозвучал еще один доклад, который сделал малоизвестный тогда археолог из Киева. Подобной чести он был удостоен за открытие в том году скифского царского кургана — Толстой Могилы. На трибуне появился интересный молодой мужчина, который стал рассказывать о результатах только что закончившейся экспедиции. Скорее, это был не доклад, а предварительное сообщение с демонстрацией слайдов. Организаторы хорошо подготовились, и на большом экране стали появляться редкие тогда еще цветные слайды с эпизодами раскопок и обнаруженными в кургане находками. Все замолкли, когда стали появляться изображения удивительной красоты вещей. Когда же предстало изображение пекторали — нагрудного украшения царя, — зал ахнул. Подобного еще никто не видел.
Снимки сменяли один другой, демонстрируя увеличенные в сотни раз детали этого удивительного украшения. За реалистичными фигурками скифов следовали изображения реальных и фантастических животных, растений и птиц. И каждый раз в заполненном многоопытными профессионалами зале раздавался очередной вздох восхищения. Скрыть его было невозможно. «Дуракам везет», — неожиданно услышал я за спиной приглушенный со смешком комментарий. Осторожно повернувшись, увидел сидящих рядком трех известных московских дам — ведущих специалистов-скифологов. При всем напускном безразличии я прочитал на их лицах зависть. О таких находках мечтает каждый археолог, но везет почему-то единицам и часто дилетантам. Видимо, таким дилетантом они и считали молодого Бориса Мозолевского, который в тот день стал известен всему научному миру Советского Союза.