По следам Лейва Счастливого
Шрифт:
Мы поставили свою палатку по соседству, и через несколько дней дела пошли лучше, но отчуждение все-таки не проходило. Это племя (оно насчитывает несколько больше ста человек) стоит особняком среди индейцев Лабрадора. Сразу видны уроженцы дебрей и, хотя они теперь обзавелись кое-какой современной утварью, душа их верна старине. В 1937 году финский исследователь В. Таннер писал: «Никогда еще у меня не было столь сильного ощущения, что я стою лицом к лицу с людьми каменного века, даже пещерными жителями».
Наскапи – охотники на карибу, и культура племени говорит, что это их исконное занятие. Известно несколько групп индейцев, одна тяготеет к Уайт-Вэйл-Ривер у Гудзонова залива, вторая к области залива Унгава, третья – та, к которой приехали мы. Охотничьи угодья наших знакомцев находились в обширной внутренней области на границе тундры. Прежде здесь бродили стотысячные стада карибу. Индейцы шли на охоту с луком и стрелами, позже с ружьем, ставили ловушки или били оленей копьями с лодок в местах переправ. Но пути карибу неисповедимы, иногда стада исчезали, и тогда людей ожидала голодная морозная зима, а то и смерть. Жестокая борьба за существование закалила народ, привила индейцам навыки и сноровку, и они выживали там, где другие погибли бы.
Первые приехавшие сюда европейцы записали, что наскапи после ледохода спускались по рекам к северному берегу Лабрадора – в район Вуаси-Бей, Девис-Инлет и другие места. А осенью возвращались вверх по Натакванону и по другим рекам в охотничьи угодья. Некоторые из них круглый год оставались жить на краю тундры.
Естественно, со временем индейцев стали манить торговые фактории на побережье, где за шкурку песца можно было получить всякий товар, но ритм жизни в целом определялся миграцией карибу. Весной олени шли в приморье попастись на свежей траве и произвести на свет потомство, и индейцы следовали за ними. Везде, где было много оленя и где ничто не преграждало ему путь, движение стад подчинялось одним законам. Даже одомашненный олень в Норвегии летом идет к побережью. Каменные орудия, найденные у Девис-Инлета, тоже свидетельствуют о том, что индейцы издревле спускались в приморье.
Некоторые исследователи считают, что наскапи сравнительно поздно достигли северной окраины Лабрадора, что их и родственных им монтэнье оттеснили на восток и на север враждебные ирокезы. Но это еще не доказано, и во всяком случае если не они, то другие индейцы охотились на оленей во внутренних областях Лабрадора. Наверно, огромные стада карибу уже в древности привлекали охотников. И о каком бы племени ни шла речь, весной люди должны были следовать за оленями в приморье. Этим я хочу сказать, что среди встреченных норманнами скрелингов вполне могли оказаться индейские охотники.
Теперь стада карибу очень сильно сократились, условия существования во внутренних областях стали намного хуже. И наскапи уже не странствуют так далеко, хотя во многом верны обычаю предков. Они кочевники, и главное для них олень, но охотятся они и на мелкую дичь, ловят рыбу в реках и озерах. Живут наскапи в палатках, весь их нехитрый скарб можно увезти на каноэ.
В быту и психологии наскапи потому сохранилось столько от старины, что они жили очень обособленно. Цивилизация сюда почти не проникла и причинила сравнительно мало вреда. Важную роль при этом сыграло и то, что патер Питерс, много лет проведший в Девис – Инлете, отстаивал право индейцев продолжать кочевую жизнь, связанную с охотой на оленей. Если нарушить эту традицию, народ захиреет. Наскапи – крепкие, сильные люди, стройные, с мягкой, непринужденной походкой. Черты лица сугубо индейские, волосы черные, глаза карие и блестящие. Мужчины держатся гордо, иногда даже надменно.
Нашими первыми друзьями стали мальчуганы в возрасте от шести до десяти лет – Мачин, Патни и Ачетаи. Эти славные сорванцы при первой возможности превращали нашу палатку в сумасшедший дом. Потом мы познакомились ближе и со взрослыми, особенно интересным было знакомство с суровым охотником Денисом, который без промаха бил птиц из лука. И мы узнали немало интересного. Так, нам рассказали про состоявшуюся в давние времена битву между индейцами и эскимосами на острове, лежащем к югу от Девис-Инлета, названном Массакре-Айленд. Но о старых развалинах они мало что могли поведать. Два индейца показали нам места, где кто-то что-то видел, сами мы тоже походили кругом, но все впустую.
В один прекрасный день индейцы вдруг стали собираться в дорогу. Сняли палатки, уложили свое имущество и отнесли к озеру. Одна за другой ушли на запад каноэ и две моторные лодки.
Мы последовали за ними, задумав на некоторое время разделить с индейцами их кочевую жизнь. Я хорошо знал, что отношения между индейцами и белыми складываются совсем иначе, когда они оказываются на равной ноге в дебрях. Может быть, там наскапи станут откровеннее, и я узнаю что-нибудь про развалины и прочее? Может быть, мы услышим старые предания, содержащие важные детали? А честно говоря, я не столько рассчитывал найти следы винландцев, сколько захотел опять, как много лет назад, покочевать с охотниками на карибу. Интересно было встретить народ, не только образом жизни, но и манерами удивительно похожий на индейцев, среди которых я провел четыре года в Северной Канаде. Любопытно будет сравнить обе оленьи культуры. И как приятно вновь почувствовать себя вольным жителем дебрей!
Патер Питерс подвез нас на моторной лодке в дальний конец залива Сангу. Здесь, в этой глуши, вместе с женой Шарлоттой и девяносточетырехлетним Дэвидом поселился охотник и рыболов Альберт Эдмунд. Шарлотта была родом из Чиму в заливе Унгава. Они предложили нам переночевать, и мы отлично отдохнули у них.
Под вечер пришел катер с пассажирами, собаками и разным снаряжением. Сильный ветер гнал довольно большие волны. Недалеко от берега собак швырнули за борт – дальше плывите сами. Одна из них чуть не утонула, но это никого не обеспокоило. Мокрые тощие псы выбрались на сушу и повалились на бок.
У всех индейцев собаки были мелкие и худые, а ведь впереди зима и им предстоит трудиться в упряжке под жестокими ударами кнута. Совсем иначе выглядела упряжка Альберта – крупные, сытые псы с торчащими кверху косматыми хвостами. Поразительно, как индеец умеет заставить совсем обессилевшую, казалось бы, собаку тащить сани. Между индейцами и собакой устанавливается какой-то особый контакт, объяснил Альберт. И дело не в кнуте, тут есть что-то еще.
Мы одолжили у Альберта старую лодку. Он предупредил, что на реках будет немало трудных мест, и мы взяли по его совету проводника – индейца Джерома.
И вот идем следом за наскапи вверх по реке Сангу. Где работаем веслами, где перетаскиваем лодку через пороги. Потом долина раздалась в ширину и впереди открылось обрамленное лесом озеро Сангу, за которым заманчиво голубели горы.
Несколько семей поставили свои палатки на берегу чудесной бухточки около реки. Чтобы нам не докучали их вороватые собаки, мы разбили лагерь на другой стороне бухты. В это время подул сильный ветер, озеро побелело от барашков, и нам пришлось на несколько дней задержаться. Мы хотели использовать время ожидания для знакомства с соседями, но дело шло туго. Как-то вечером наш проводник на ломаном английском языке объяснил: «Вы не понравились женщинам». Неприятно мужчинам услышать такое замечание... Но и не считаться с ним нельзя, потому что здесь, как и везде, слово женщины значит немало. Мы решили завоевать расположение индианок и через некоторое время добились известного успеха.