По следам Марко Поло

Северин Тим

Сравнительно с европейскими достижениям в области мореплавания критика Марко относительно ормузского судоходства излишне строга. Суда в заливе, даже в его время, обладали отличными мореходными свойствами, были достаточно надежны, а дело перевозок было хорошо поставлено. Вне сомнения, арабы были такими же хорошими моряками, как и европейцы. Можно принять во внимание замечания Поло относительно методов строительства судов и относительно их деталей и частей; арабские доки никак нельзя сравнивать со знаменитым венецианским Арсеналом, где части дубового киля вымачивали в воде двенадцать лет, прежде чем поставить их на боевую галеру.

Методы постройки судов, которые видел Марко в Ормузском проливе, в сущности, не изменились. Действительно, мало что могло измениться, принимая во внимание то, что функции маленьких судов, курсирующих вдоль побережья в этих местах, и материалы, из которых они делаются, оставались на протяжении столетий теми же самыми. В двух или трех милях по побережью от Бендер-Аббаса есть маленькая колония строителей кораблей.

Здесь безмятежно живут

шесть семейств, всецело посвятивших себя сооружению судов в манере, какую описал Поло. Из необработанного лесоматериала с помощью топора, огня, тесла и пилы они выделывают, с немалыми затратами сил, остов судна. Мужчины, сидя в ряд на корточках под узкой полосой парусины, тщательно обрабатывают длинное бревно, лежащее перед ними. Каждый работает на своем участке: выжигает, выдалбливает, обтесывает, сверлит и скоблит. Они трудятся удивительно слаженно, не мешая друг другу. Веревки из коры кокосовых орехов больше не используются для прошивки, как не используется для пропитывания дерева рыбий жир. Корабль конопатят массой, полученной вследствие растирания волокна кокосовой пальмы. Железные гвозди все еще почти не применяются, части судна скрепляют деревянными нагелями. Фрагмент за фрагментом собирается корабль, и вот наконец строители выглядят рядом с длинным, возвышающимся над ними корпусом лилипутами. Семьи рабочих живут и работают под сенью ковчега на манер Ноя и его домочадцев. Их хлипкие домики рядом с судном кажутся ласточкиными гнездами. Когда корабль готов, его спускают вниз, на берег, к кромке воды на круглых бревнах. Скоро на берегу появится еще один остов, который станет основой существования рабочих на следующие два или три года.

После визита в колонию строителей кораблей я возвратился в торговый квартал Бендер-Аббаса, чтобы отыскать еще что-нибудь, связывающее современный порт со старым. Как и всякий, желающий больше узнать о городе, я был притянут к складу господина Билучи, служащему вместе конторой и универсальным магазином. Господин Билучи был головой здешнего купеческого общества. Старик в плетеной ермолке сидел на почетном месте за древним столом, украшенным пыльными потрепанными гроссбухами. В темных нишах и углах возвышались таинственные, набитые до отказа кули и свернутые в аккуратные трубы ткани. Воздух был предельно насыщен острым ароматом пряностей, хранившихся на складе, и запахом фруктов, которыми торговали в лавках на улице, он плыл через двери, всегда распахнутые. Повсюду сидели или лежали персы, кувейтцы, арабы и индусы, потягивая кей и куря сигарету за сигаретой. Рядом с несколькими избранными стоял кальян, и мундштук неторопливо передавался из рук в руки. Разговор шел о ценах на товары и на фрахт корабля, о ставках обмена валют и о ценных бумагах, о займах, корице, сахаре, дереве, перце и горчице. Время от времени господин Билучи вставлял короткое замечание в один из своих гроссбухов, и какой-нибудь счастливчик устремлялся наружу, чтобы осуществить на практике сделку, которую он только что заключил; другой торговец всегда был готов занять его место. Каждый приводил с собой слуг или учеников, стоявших снаружи у стены и готовых бежать за гроссбухом, мухобойкой или коробкой спичек. Это неспешное течение жизни позволяло торговцам обсуждать все что угодно, например достоинства отдельно взятого капитана или цену пяти мешков фисташек. В Бендер-Аббасе купцы вели дела в неторопливой манере пращуров.

Когда я появился в собрании, для меня нашелся стул, и господин Билучи ответил на мои вопросы, так как мое присутствие внесло приятное разнообразие.

Никто в этом собрании не слыхал о Марко Поло, но все слушали с вежливым вниманием описание средневекового Ормуза. Меня, в частности, занимало то место в повествовании Поло, где он говорит о сжигающем ветре. «Это правда, — писал он, — что несколько раз в течение лета из пустынь, окружающих эту равнину, начинает дуть такой неодолимо горячий ветер, что он нес бы с собой смерть, если бы не случалось, что, как только люди узнают о нем, они погружаются по шею в воду, и так спасаются от жары. Чтобы показать, как бывает горяч этот ветер, мессер Марко приводит следующий рассказ о том, что случилось, когда он был в этих местах. Царь Кермана, не получив дани от повелителя Ормуза, послал войско из тысячи шестисот пеших воинов и пяти тысяч конных, чтобы войско внезапно напало на жителей города, когда они находятся за его стенами. Вечером войско расположилось лагерем в лесу недалеко от Ормуза. Наутро, когда они собирались уже сниматься, подул горячий ветер, и все они задохнулись, так что не осталось никого, кто принес бы весть своему владыке. Жители Ормуза, услышав об этом, пошли похоронить тела, чтобы те не заражали воздух. Тела, однако, под действием ужасающей жары уже совершенно разложились, так что, когда они брали трупы за руки и за ноги, чтобы нести к могилам, вырытым неподалеку, руки и ноги отваливались, и ничего не оставалось, как вырыть могилы рядом и положить их туда».

Когда я закончил читать, собравшиеся с минуту посовещались, потом Билучи сказал, что он в первый раз слышит эту историю. Но, хотя собственно история нова, смертельный ветер известен очень хорошо. Человеку, живущему в Бендер-Аббасе, рано или поздно приходится испытать, что такое юло, или огонь, иногда называемый «дыханием Кабула». Это печально знаменитый палящий ветер, который дует из внутренних областей Ирана в известные дни мая, июня и июля. Когда юло начинает дуть из Белуджистана, продолжал господин Билучи, всякое живое существо стремится укрыться и переждать, пока ветер стихнет, и в эти дни не спасают и охлаждающие вышки.

Охлаждающие

вышки, о которых упомянул господин Билучи, — любопытная черта прибрежной архитектуры. Каждая вышка похожа на большую полую дымовую трубу примерно восьми футов в объеме. Она выходит прямо в крышу во всех жилых комнатах, которые имеют какое-нибудь значение. Принцип действия этих вышек тот же, что и принцип действия обыкновенных дымовых труб, разве что здесь не нужен огонь. Воздух, которым уже дышали, следовательно лишенный кислорода, поднимается через трубу и уходит из комнаты, а в дверь, замещая его, входит воздух свежий и более прохладный. Это простое, но действенное средство вентиляции, делающее пребывание дома в здешней жаре сносным.

Я продолжал расспрашивать господина Билучи и задал вопрос о прославленном ормузском финиковом вине («в этой стране делают вино из фиников, добавляя в него разные пряности, и оно славное, славное»). Вместо ответа господин Билучи послал принести бутылку этого вина и несколько стаканов. Пока мы ждали слугу, он объяснил мне разницу между пальмовым тодди, делающимся из сока свежесрубленной пальмы, и настоящим пальмовым вином, которое изготавливают посредством замачивания фиников, изюма и пряностей в воде и последующего брожения в течение месяца в жаркий сезон. Производство этого алкогольного напитка в настоящее время находится в исключительном ведении правительства, употребление его в больших количествах во время жары может быть опасно, хотя Марко настойчиво утверждает, что, «когда это вино пьют люди, не привыкшие к нему, оно действует как слабительное; но после оно идет на пользу, и даже полнит».

Когда дела господина Билучи были закончены, он пригласил меня провести ночь у него дома. Так как после захода солнца крыша — самое прохладное место, я удовлетворенно свернулся калачиком на свежем воздухе на древнем исфаганском ковре, которое, вне сомнения, стоил небольшое состояние. Утром меня разбудили слуги, взобравшиеся на крышу для утренних молитв. После расстелили ковер, который был больше и, очевидно, дороже. Принесли подушки, и появился господин Билучи, с ним был еще один гость, оба в элегантно ниспадавших мантиях, которые в заливе носят вместо скучных пижамных брюк и рубашек центрального Ирана. Мы втроем сели друг напротив друга, пока слуги неслышно бегали в дом и обратно, принося чашки с йогуртом и блюда с финиками и благоухающим манго. В первый раз в Иране мой завтрак составляло такое восхитительное сочетание ингредиентов: хлеб с завернутыми в него мятными листьями, его надо было есть, макая в соус цвета горчицы, сделанный из мускатных орехов, гвоздики и разных пряностей и разведенный в лимонном соке. Когда мы закончили завтракать и слуги унесли небольшие чаши для ополаскивания пальцев, господин Билучи и его гость занялись кальяном, а рядом с моим локтем появилась пачка сигарет и великолепная перламутровая пепельница. Лениво развалившись на подушках и потягивая кей из торжественно поднесенного в серебряном подстаканнике чудесной работы стакана, я удовлетворенно слушал бульканье кальяна. Второй гость был капитаном в великолепной чалме: очень живописный, с проколотыми ушами, обладающий самыми разнообразными познаниями, в нем текла негритянская и арабская кровь, причем первой больше. Его дау уходила от пристани с вечерним бризом в Бомбей. Я был приглашен совершить путешествие. В этой сцене из «Арабских ночей» я на мгновение почти забыл о Марко Поло и едва не принял предложение.

Но вместо этого я пошел к автобусной станции, сопровождаемый одним из слуг господина Билучи. Благодаря влиянию последнего мне предоставили в автобусе, который каждый день уходит в Керман, самое почетное место, рядом с дверью. Автобус поехал по той самой дороге, которая была третьим возможным маршрутом Поло и по которой он шел из Ормуза в Керман или, напротив, из Кермана в Ормуз. Дорога змеилась по низменности у подошвы горного хребта через Саидабад. Но скоро мне стало ясно, что эту равнинную дорогу следует вычеркнуть, ибо то, что я видел, не соответствовало решительно ничему из описания Марко. Поездка до Кермана была ужасающе однообразной, мы продвигались через иссушенную равнину, единственными объектами, вносившими оживление, были время от времени встречавшиеся покрытые булыжником земляные пирамиды и редкая цепь глиняных укреплений, построенных единственно для демонстрации влияния. Над ними развевался зелено-бело-красный иранский флаг.

В Кермане я предусмотрительно навестил больницу австрийской миссии, чтобы узнать о состоянии моей сломанной ноги, которая подвергалась гораздо большему количеству вредных воздействий, чем было прописано. Доктор, долго управляющий больницей, очень заинтересовался вопросами, связанными с пребыванием Поло в этих местах, и охотно сообщил мне некоторые сведения относительно «чудесных диких ослов», которыми, по словам Поло, изобилует местность между Йездом и Керманом. Эти дикие ослы (или онагры) чрезвычайно похожи на желтых зебр, у них такие же толстые шеи, и эти ослы все еще существуют, как существовали в то время, когда здесь в IV веке до Рождества Христова прошла армия Александра Македонского. Дикие ослы, несмотря на недостаток корма, каким-то образом ухитряются плодиться и множиться на краю пустыни, хотя сейчас их главные враги — партии охотников, вооруженных американскими автоматами; эти партии охотятся на них с мощных американских джипов, способных преодолевать низкую растительность. Принимая во внимание эту бойню, сомнительно, чтобы онагры просуществовали долго, ибо их чрезвычайно трудно содержать в неволе. Доктор рассказал мне о случае, когда дикий молодой осел был пойман и помещен на ночь в кораль, в котором находились несколько домашних мулов. Онагр убил мулов и на следующее утро сбежал, разломав стену.