По следам снежного человека
Шрифт:
На ужин было жареное мясо, пудинг из почек и спагетти — довольно тяжелая еда при всех обстоятельствах, но наиболее съедобная комбинация, оказавшаяся под рукой. Нельзя сказать, что наша экспедиция отличалась особенно плохой организацией; подобные неполадки при первой ночевке дело обычное. Неизменно требуется два-три дня, чтобы все утряслось, для всего нашлось место и все распределилось по местам.
Ночь была очень холодная с сильным утренним заморозком на почве, но это нас не тревожило, так как мы имели достаточно запасной одежды и постельных принадлежностей и могли обеспечить себе в будущем полный комфорт для ночевок. Наша армия кули прибыла перед рассветом, но возня с составлением реестра размещения грузов и с неизбежными для первого дня мелочами привела к тому, что мы смогли двинуться в путь лишь незадолго до полудня.
Порекомендовать Банепу
Для описания остальной части путешествия до Намче-Базара я приведу выдержки из корреспонденций с дороги, написанных мной во время остановок.
«Чьябус, 28 января.
На третий день мы достигли этой горной деревушки, расположенной на высоте 2250 метров над уровнем моря. До „страны снежного человека“ остается еще по крайней мере две недели пути, но мы намеренно двигаемся медленно в надежде, что шерп Неми, зять Тенсинга, догонит нас. Ему поручена доставка грузов и снаряжения, не прибывших в Катманду до нашего отъезда. Пока что условия передвижения совершенно не соответствовали нашим ожиданиям. Конечно, ночи очень холодные, но днем тепло и солнечно. Прекрасно возделанная страна, по, которой мы проходили, даже в это время года изобиловала апельсинами, лимонами, ананасами (по 4 пенса за штуку) и свежими овощами. Трудно себе представить, что впереди нас скоро, быть может, ожидают долгие недели суровой зимы.
После первого перехода мы остановились чуть пониже деревни хуксов, а утро принесло нам первую из тех хозяйственных неувязок, которые неизменно случаются в начале почти каждой экспедиции. Мы отправили повара Нараяна вперед приготовить завтрак, но тот продолжал все идти и идти, и лишь далеко за полдень мы, наконец, догнали яичницу с беконом. Для второй ночевки мы разбили лагерь на полосе каменистого берега в поросшем лесом ущелье около Долалг-хата, где Сун-Коси встречается еще с двумя реками. Там мы смогли умыться, а я даже выкупался. Представление продолжалось ровно одну секунду, и никто не последовал моему примеру. Усевшись в кружок, мы отдыхали, наблюдали за множеством разнообразных птиц и вообще наслаждались жизнью, как вдруг случилось мрачное происшествие. Протяжные унылые звуки, извлекавшиеся из раковины, возвестили о прибытии траурной процессии. Обнаженные до пояса мужчины несли труп, завернутый в рваную развевавшуюся простыню и подвешенный к шесту. Пройдя через наш лагерь с криками „Сторонитесь, оспа!“, они остановились примерно в пятидесяти шагах, где с соответствующими церемониями ужасная ноша была брошена в быстро мчащийся поток для последнего путешествия. Труп дважды подпрыгнул, прежде чем исчез, унесенный рекой. Затем участники траурной процессии окунулись с головой, снова появились на поверхности и, как бы смыв с себя всякую печаль, принялись смеяться и обрызгивать друг друга водой, после чего пустились в обратный путь вверх по склону.
Это событие вызвало у нас большое беспокойство, так как умерший человек жил в той самой деревне, куда спустился наш караван, чтобы купить продукты и остановиться на дневку. Перспектива эпидемии оспы среди наших кули, из которых вряд ли кто-нибудь делал себе предохранительную прививку, отнюдь не радовала нас.
Сегодня мы поднялись от реки на 1250 метров и достигли того места, где теперь находимся. Подъем в самом начале маршрута оказался для нас тяжелым испытанием. Однако мы все прибыли в полном порядке, хотя и шли в разном темпе. Наши восходители Джон Джексон и Стекли Дживс, привычные к такого рода упражнениям и жаждавшие поскорее войти в форму, мчались впереди.
Билл Эдгар, врач экспедиции, держался наравне с ними. Для Джералда Рассела и для меня лучше всего подходило определение „честные труженики“; Джералд придумал интересное новшество — он опирался при ходьбе на прочную дубинку из стебля сахарного тростника. Она служила ему одновременно в качестве опоры и для освежения; когда он чувствовал желание подкрепиться, ему достаточно было отрезать несколько сантиметров от верхушки стебля. Том Стобарт, который мог соревноваться в ходьбе с кем угодно, то и дело задерживался для сбора семян и растений; я ему помогал, а доктор Бисуас останавливался, чтобы определять птиц и делать записи об окружавшей их среде. Место, выбранное нами для третьего лагеря, поистине великолепно. С высоты к югу открывается вид на тянущиеся одна за другой цепи коричневых, синих и пурпурных гор. С вершины небольшой возвышенности, расположенной позади, виднеется растянувшаяся во всю ширь горизонта линия покрытых снегом и льдом Гималаев, напоминающая волну с пенящимся гребнем.
Было решено, не вполне с моего одобрения, что наша экспедиция будет бородатой. В прошлом году во время путешествия на Эверест я брился каждый день, а бородатые эверестцы, когда я встречался с ними, приветствовали меня обвинениями в желании пофорсить. Подоплека этого заключается в следующем: три года назад в Корее я обнаружил, что моя борода, которая во время войны была известна на нижней палубе под почтительным названием „Черная Бесс“, теперь сильно поседела и подходила больше для „Старого моряка“ [32] , чем для относительно молодого человека, каким я себя еще чувствую. Впрочем, после того как я высказал свое несогласие с общим решением о бородах, я через некоторое время обнаружил исчезновение моего запаса лезвий для бритья, и теперь у меня нет никакого выбора. Вскоре наши бороды представят собой любопытное сочетание красок от золотого руна белокурого Тома Стобарта и до завидной черноты доктора Бисуаса, с огненно-рыжим Расселом в качестве промежуточного звена».
32
«Старый моряк» — поэма английского поэта С. Т. Колриджа, в которой рассказывается о матросе, убившем альбатроса и испытавшем после этого сверхъестественные несчастья.
«Тарса, 1 февраля.
Завтра, на восьмой день пути, мы должны дойти до Тхосе, довольно большой деревни, расположенной примерно на половине дороги к Намче-Базару.
Самое большое через два-три дня мы вступим в страну шерпов. В своем движении с запада на восток мы пересекаем отроги Гималаев, и наш путь представлял ряд казавшихся бесконечными подъемов, за которыми следовали такие же длинные спуски, дававшие всем нам полную возможность сокрушаться по поводу того, как легко теряется с таким трудом набранная высота.
Два перевала высотой в 2400 метров лежат уже позади, а сегодня мы остановились на ночь в лесистой горной лощине, расположенной примерно на 500 метров ниже нашего первого перевала в 2700 метров. С высшей точки каждой горной седловины я тщательно осматривал горизонт в обоих направлениях: позади не появилась ли арьергардная партия во главе с шерпом Неми, и впереди — в надежде не приближается ли еще один нарочный от Чарлза Стонора, находящегося в Намче-Базаре и на прошлой неделе сообщившего нам радостные и волнующие известия.
Не знаю, является ли установившаяся погода нормальной для этого времени года или же нам особенно повезло, но пока нет никаких оснований жаловаться. Днем бывало так тепло, что мы имели возможность три раза купаться, в последний раз в горном озерке на высоте 1500 метров, где солнце жгло очень сильно и выстиранное в реке белье за час совершенно высохло. Конечно, иногда по ночам стоял жестокий холод, но мы могли обезопасить себя от обеих крайностей, наполняя перед сном грелки кипящим лимонадом. Всю ночь от грелок нам в спальных мешках было тепло, а затем на следующий день мы пили прохладное питье.
Больше всего нас заботило благополучие нашего каравана; многие кули, по-видимому, не имели теплых одеял. Поэтому нам приходилось приноравливать переходы так, чтобы всякий раз к наступлению ночи находиться вблизи от какой-нибудь деревни, где наши люди могли бы найти для себя подходящую пищу и пристанище.
На каждые пятьдесят носильщиков был назначен сирдар, а всем караваном ведал главный сирдар, внушительная личность с татарскими усами, каштановой окладистой бородой, в синей саржевой куртке, бриджах, светло-красном кашне и с зонтиком в качестве знака своего достоинства. Мы отправили двух человек вперед, чтобы предупреждать окрестных жителей о нашем прибытии. Этот метод оказался настолько удачным, что крестьяне толпами спускались к дороге и выносили на продажу лотки апельсинов, лимонов, бананов, чесноку и других свежих овощей, рис и мясо, сигареты для кули и прежде всего чанг, род пива из риса и проса. Вернее, его можно определить как алкогольную кашу, которую, мешая увесистой палкой, приводят во взвешенное состояние. Вкус к этому напитку вырабатывается привычкой, и я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из уроженцев Запада пожелал развить его в себе.