По следам знакомых героев
Шрифт:
И вот они снова в той же ложе. На сей раз здесь один Молчалин: Загорецкий куда-то пропал.
— Здравствуйте, любезнейший Алексей Степанович, — обратился к Молчалину Холмс. — Помнится, мы с вами как-то уже встречались. Быть может, эта мимолетная встреча и не отложилась в вашей памяти…
Молчалин возмутился:
— Как можно-с! Вас забыть? Готов я по пятам Из вас за каждым следовать — за тем иль этим. Ведь сплошь и рядом так случается, что там Мы— Ну на наше-то покровительство вам рассчитывать не приходится, — пробурчал сквозь зубы Уотсон.
— Прошу вас, Уотсон, — шепнул другу Холмс, — не показывайте ему своей неприязни. Иначе из нашей затеи ничего не выйдет.
Сделав это предостережение, он любезно обратился к Молчали ну:
— Нам хотелось бы, дорогой Алексей Степанович, чтобы вы высказали свое откровенное и нелицеприятное мнение о юной девице, сидящей в четвертой ложе справа. Прямо напротив вас.
Молчалин отвечал на этот вопрос по-молчалински:
— Ах, что вы! Мне не должно сметь Свое суждение иметь.— Полноте, Алексей Степанович, — усмехнулся Холмс. — Мы прекрасно знаем, что в иных случаях вы очень даже позволяете себе иметь свои собственные суждения. И разбитную горничную Лизу решительно предпочитаете чопорной и благовоспитанной Софье.
От этого разоблачения Молчалин пришел в ужас:
— Тсс! Умоляю, сударь, тише! Коль Загорецкий вас услышит, Вмиг по гостиным разнесет. Ничто меня тогда уж не спасет!— Не бойтесь, он не услышит, — успокоил его Холмс. — Я принял на этот счет свои меры. А мы вас не выдадим. Разумеется, при условии, что вы будете с нами вполне откровенны. Итак? Как показалась вам эта милая барышня?
Успокоенный обещанием Холмса не выдавать его, Молчалин оставил свой подобострастный тон и заговорил более свободно:
— Откроюсь вам: едва ее заметил, Едва лишь взор ее невольно взглядом встретил, Как что-то дрогнуло тотчас в душе моей.Уотсон не выдержал:
— Вы говорите правду?
— Ей-же-ей! А для чего, скажите мне таиться? Как на духу, всю правду вам скажу. Такие томные, задумчивые лица Прелестными я нахожу. Заметьте, как тонка она! Как упоительно печальна! — Быть может, чересчур бледна? — Ах, нет! Напротив: идеальна! И держится так натурально! А лик ее пленительный исторг Из сердца моего столь пламенный восторг, Что я элегией едва не разразился…Холмс удивился:
— Вот— Ну, Уотсон? Что вы скажете теперь? — спросил Холмс, как только они остались одни. — Такой вариант вам больше по душе?
— Бог с вами, Холмс, — пожал плечами Уотсон. — Этот вариант так же мало правдоподобен, как и предыдущий. Я и тогда-то не верил ни одному слову Молчалина, а теперь и подавно.
— Почему же теперь и подавно? — насмешливо вопросил Холмс. — Ведь Молчалин как был, так и остался Молчалиным. Стало быть, дело не в нем?
— Стало быть, не в нем, — согласился Уотсон.
— То-то и оно, друг мой. Вся штука в том, что привезенная «из глуши степей» в столицу, Татьяна едва ли могла сразу вызвать всеобщий восторг. Вот почему Пушкин отверг этот вариант, сразу от него отказался.
— Позвольте! — удивился Уотсон. — А разве у Пушкина такой вариант был? Я был уверен, что это вы сами только что его сочинили.
— Нет-нет, Уотсон! Задолго до меня его сочинил Пушкин.
Вот послушайте, как он сперва описал первое появление Татьяны в московском свете.
Взяв томик «Евгения Онегина», он прочел:
«Архивны юноши толпою На Таню издали глядят, О милой деве меж собою Они с восторгом говорят. Московских дам поэт печальный Ее находит идеальной И, прислонившись у дверей, Элегию готовит ей…»— Вот оно что! — протянул Уотсон. — Теперь мне понятно, почему это вдруг Молчалина потянуло на сочинение элегий.
— Да, — подтвердил Холмс. — Как видите, Молчалин и на этот раз был верен себе. Как и во всех других случаях, в разговоре с нами он высказал не свое личное, а всеобщее мнение, мнение света.
— Браво, Холмс! — воскликнул Уотсон. — По правде говоря, сперва я был несколько удивлен, что вы именно Молчалина выбрали на роль арбитра. А теперь я понял всю тонкость вашего замысла: Молчалин понадобился вам именно потому, что он всегда повторяет то, что говорят все. Не так ли?
— Да, — согласился Холмс. — Отчасти я остановил свой выбор на нем именно поэтому. Но только отчасти.
— Вот как? Значит, была еще и другая причина?
— Была. Ведь Молчалин — как раз один из тех, кого Пушкин называет «архивными юношами». Не помните разве, как Молчалин говорит о себе Чацкому: