По следу Чёрного Ворона
Шрифт:
– А давайте, пусть зал сам скажет, как они работали! – улыбаясь, предложила она. И тут же спросила. – Ну, как работала наша банщица Катерина?
– Хорошо… Молодец… – понеслось со всех сторон.
– А меня она што-то не пустила в баню… – проворчал дед Беловод.
– И не пущу! – встав и повернувшись в сторону деда Беловода, ответила в белом сарафане с вышивкой синего цвета приятная женщина лет тридцати. – Пока не станешь приходить туда в чистом… Как придет, так грязи после него как после десятка мужиков… И всё норовит приходить в женский день!
В зале засмеялись. Катерина села.
– А можа мене так больша нравитси… – огрызнулся дед Беловод и спрятался за чью-то спину.
– Ну, а кто может сказать что-то плохое про наших швалей: Домны, Златозарки, Избавы и Ариадны? – спросила она зал. – Дед Беловод, они тебе что-нибудь в этом году шили?
Женщины невольно стали внимательно оглядывать свои сарафаны, а мужики – рубахи.
– Не, не шили… Оне про меня нынче совсем позабыли… – пробормотал дед Беловод. – Им молодых всё подавай!
– Ой, не ври, дед! – возмутилась Домна, полноватая женщина лет тридцати – тридцати пяти. Она, встав, уперлась кулаками в бедра, и показала кулак деду. – К тебе Ариадна ходила, спрашивала… Так ты что ответил? А? Скажи, Ариадна!
– Он сказал, что ему нужна не рубаха, а такая молодая жена, как я… – смущенно ответила молоденькая девушка, лет семнадцати – восемнадцати.
– Ох, дед… Дед! – улыбаясь, напомнила Бела всем в зале. – Да он по старости своей забыл, что у нас браки между своими запрещены!
– И я ховорю… Забыл! – моргая глазами как невинное существо, проговорил дед Беловод, и опять спрятался за чью-то спину.
– Вот это новость! – удивлённо бормочу, совсем забыв, что это – родовая община, и все они имеют кровное родство, но в разной степени.
– А как работали нынче Альдона, Бронислава и Анисья? Наши пряхи? – обратилась Бела к залу, видя, как три женщины нервно вскинули голову вверх. – Дед Беловод, ты где?
– А чё я? – ответил ей дед Беловод. – Чуть чё, так сразу: иде дед Беловод…
– Ну, что ж, раз никто не ругает их, будем считать работу прях хорошей! – она увидела, как тихо вздохнули обе женщины. – А как вам работа нашей прачки Лагоды?
– Чисто стирает… Молодец… – послышалось из зала.
– Интересно, получается: община родовая, а разделение труда имеется… – рассуждаю про себя. – Там, в будущем, так все считали: если есть разделение труда, должна быть и частная собственность. А здесь её нет… Или есть?
– А как вам работа Снежаны? – не унималась Бела. – Её квас вам нравится? Дед Беловод, ты у нас спец по этому вопросу… Что скажешь?
– А чё тута скажешь? – дед вынырнул из-за спины и показался всем. – Как ни придешь к ней за квасом, так только квас и получашь…
– Не ври, дед! – Снежана, светловолосая девушка лет двадцати семи – тридцати, в белоснежном сарафане и красной вышивке на руках и груди, встав, показала пальцем на деда. – А кто у меня всё время квас с медовухой требует?
Все засмеялись. Снежана, довольная оценкой всеми её работы, села, оглядела зал и тоже заулыбалась.
– Дед, а ты у нас любитель выпивки, оказывается? – повернувшись в сторону деда Беловода, произнесла Желана.
– А кто из мужиков тово не любить… – произнес из-за чьей-то спины дед.
– Жива, а к тебе с той же просьбой дед Беловод или другие не приставали? – просила Бела у сбитеньщицы. Та чуть приподнялась при обращении к ней и взглянула на деда.
– Ну как же… Приставал… – ответила Жива. – Просил сбитень с медовухой… Да где же я ему медовуху-то найду? Он итак с медом…
– Вот так раз! А там, в будущем, говорили, что русские издревле и всегда пили больше всех! А тут наоборот получается… – удивленно шепчу про себя и снова прислушиваюсь к разговору.
– А что вы скажете о работе мельников? – Бела посмотрела на мужиков и рукой приказала им подняться. – Как нынче работали Азалин, Бел, Жилен, Долян и Весел?
– Справно… Молодцы… Старалися… – по крикам из зала было видно, что общинники довольны работой мельников. И Бела им кивнула, чтобы те сели.
– А как была обувь? Хорошо ли шили обувь Людин, Белогор, Ирина, и Синеока? А Шемяка и Варун кожу мяли? – бородатые мужики лет тридцати – тридцати пяти встали и посмотрели в зал, а молодая девушка, встав, опустила голову.
– У меня обувка скоро развалится… – подала свой голос одна из девушек в зале.
– Да знаем мы, почему твоя обувь быстро разваливается! – засмеялись обувщики, – Не надо подолгу по лесу шляться! А Синеока уже хорошо шьет обувь!
Девушка благодарно посмотрела на товарищей и улыбнулась.
Но меня почему-то этот вопрос заинтересовал. – А вдруг это она меня по голове? Когда по лесу шлялась?
Но Хлебослава, словно подслушав мои мысли, наклонилась к уху Веденея и тихонько сказала. – Да она к своему разбойнику любиться бегает…
Бела поднимала то печников, то ремонтников, то создателей сох из лосинных рогов, то плотников, то керамиков, даже бондаря подняла – обо всех общинники отзывались хорошо.
Лишь когда она подняла невысокого полного мужчину лет тридцати – тридцати пяти по имени Бахарь, с бегающими глазами и лихорадочно зажимавшего свои ладони, народ как-то заволновался – все ждали, что скажет Бела.
– Ну, что, Бахарь… Не обманывал ли ты общинников, когда выдавал со склада положенное им имущество в оплату труда? – спросила она его.